Эдди, должно быть, понимал, что я выбрала неподходящий наряд, но не предупредил меня, и я борюсь с желанием сверлить взглядом его спину, пока он беседует с преподобным.
– Предсвадебное волнение, – поясняю я, разгладив платье на бедрах.
Эмили кивает и сочувственно похлопывает меня по руке.
– Тебе повезло. Когда я выходила замуж за Сола, то из-за нервных переживаний ела все, что попадалось на глаза.
Ее муж стоит возле пышного куста азалии и болтает с мужем Кэмпбелл, Марком, и мужем Кэролайн, Мэттом. Мне приходит в голову мысль, что Эдди очень редко общается с этими парнями и никогда не упоминает о них в разговоре со мной. Это соседи отдалились от него после трагедии с Беа и Бланш или это он, как и я, считает этих людей невыносимыми? Ладно, не все они плохие – Эмили очень мила со мной, знакомит с разными компаниями людей, представляя в качестве невесты Эдди и ни разу не упомянув о работе по выгулу собак. Я уже начинаю жалеть о том, что когда-то воровала у нее всякие безделушки.
Предметы аукциона находятся в церковном центре по работе с семьями, но, несмотря на пекло, все собираются здесь, во дворе, – вероятно, потому, что он так красив в буйстве пышной зелени. Возможно, нам все-таки стоит пожениться здесь, а не сбегать от друзей и знакомых, но у меня не получается думать о свадьбе, пока Эдди почти не разговаривает со мной.
Прошло уже две ночи после нашей ссоры в ванной комнате, и все это время Эдди не делил со мной постель, рано уходил на работу и поздно возвращался домой. Хуже всего то, что я испытываю облегчение от того, что он так долго отсутствует; мне легче не чувствовать его рядом, не смотреть на него каждую секунду в ожидании, что он снова станет жестким и холодным.
Номер, который Эдди мне дал, по-прежнему лежит у меня в сумочке. Я не собираюсь звонить по нему, но хочу, чтобы он служил напоминанием о том, что я едва не облажалась, что почти не знаю Эдди.
Но сейчас мы здесь, в церкви, на мероприятии, общаемся с другими людьми в саду, пьем лимонад, потому что, хотя методисты – это не баптисты, никто не станет разливать спиртное перед ликом Иисуса. Я как раз хочу выпить еще один стакан лимонада, когда к нам подходит Кэролайн с рассыпавшимися по плечам светлыми волосами.
– Срань господня, – ахает она, и я удивляюсь, потому что никогда раньше не слышала, чтобы Кэролайн выражалась, тем более богохульствовала. Я в жизни достаточно нагрешила, чтобы попасть в ад, но даже мне удается придерживаться культурных выражений в церкви.
Кэролайн сжимает мою руку, впивается в нее ногтями.
– Трипп Ингрэм арестован.
Последнее слово произнесено шепотом, но это не имеет значения – другие люди оборачиваются на нас, а Эмили уже достала свой телефон и теперь хмуро смотрит на экран. Эдди по-прежнему разговаривает с преподобным, а у меня внутри все стынет, и ноги, обутые в слишком узкие туфли на каблуках, вмерзают в мягкую траву.
– Что? – наконец говорю я.
Кэролайн оглядывается на своего мужа.
– Мэтт только что получил сообщение от своего друга, работающего в офисе окружного прокурора. Видимо, что-то обнаружилось во время вскрытия? Или что-то нашли в доме? Не знаю, но я написала Элисон, которая живет на его улице, и она сообщила, что приезжала полицейская машина и Триппа увезли в наручниках.
Теперь Эмили смотрит на меня; люди сбиваются в небольшие группы и прямо на моих глазах обмениваются сплетнями. Все мысли о сборе средств забыты в свете потрясшего район грандиозного события, равного которому, наверное, не было с тех пор, как погибли Беа и Бланш. Повернувшись к Эдди, я встречаюсь с ним взглядом – даже на разделяющем нас расстоянии я замечаю это в его глазах.
Он испытывает облегчение.
* * *
Входя в темный и тихий дом, мы оба погружены в свои мысли. Я говорю Эдди, что собираюсь принять душ, и жду, что в нем вспыхнет былая искра, и он с хитрой улыбкой предложит присоединиться ко мне, но Эдди отвечает лишь рассеянным кивком и продолжает просматривать что-то в телефоне. Он почти не разговаривал со мной по дороге домой, только подтвердил: да, он слышал то же самое про арест Триппа; да, арест как-то связан с той ночью, когда погибли Беа и Бланш; нет, он не знает, в чем именно Триппа обвиняют.
В ванной комнате я снимаю платье и роняю его на мраморный пол, не потрудившись повесить. В любом случае, я, скорее всего, больше его не надену. Вода обжигает, но мне приятно согреться после странного озноба, который бил меня по дороге домой, и, когда я выхожу из душа, комната полна пара. Укутавшись в полотенце, я подхожу к зеркалу и стираю рукой влажную пленку; в отражении виднеется мое лицо, пронзительно-бледное, волосы мокрые и откинуты назад. Ты в порядке, говорю я себе. Ты в безопасности. Тебе давно следовало догадаться, что это сделал Трипп, потому что, конечно же, это он сделал. Но я все равно не чувствую облегчения и продолжаю хмуро смотреть в зеркало, когда Эдди входит в ванную комнату. Он непринужденно сбрасывает одежду, и я невольно разглядываю его через отражение в зеркале: такой красивый, такой идеальный мужчина, но я не испытываю прилива желания, а он не смотрит мне в глаза.
Пока Эдди принимает душ, я снимаю халат с крючка у двери и заворачиваюсь в него, а затем сажусь на маленькую банкетку перед туалетным столиком и расчесываю волосы гораздо дольше необходимого.
Я жду.
Наконец вода выключается; Эдди выходит, заворачиваясь в полотенце, а я роюсь в ящике в поисках недавно купленного дорогого увлажняющего крема.
– В тот вечер… когда мы поссорились… Ты боялась меня?
Я неподвижно стою перед туалетным столиком, глядя на Эдди в зеркало. Вокруг его талии полотенце, на коже капельки воды, волосы зачесаны, и что-то в его взгляде, направленном на меня, мне не нравится.
– Ты подумала, что это я? Что я их убил?
Я моргаю, пытаясь привести мысли в порядок, вернуть их в нужное русло.
– Последние несколько недель выдались непростыми, – наконец говорю я, для пущего эффекта заставив голос задрожать. – Наконец-то все наладилось и мы были так счастливы, а потом…
– А потом ты подумала, что я убил свою жену и ее лучшую подругу, – безжалостно заканчивает Эдди.
Я вскидываю голову. Все идет не так, как должно быть. Эдди должен чувствовать себя виноватым за то, что сорвался на меня, за то, что вообще предположил, что я могла так подумать, но он сверлит меня взглядом, скрестив руки на груди, и, поскольку опущенные ресницы и дрожащий голос не работают, я поворачиваюсь и смотрю ему в глаза.
– Да, – отвечаю я, и, честно говоря, мне приятно говорить правду. – Я так подумала. Ну, или допустила такую вероятность.
С усилием выдохнув и запрокинув голову, Эдди смотрит в потолок, а затем произносит:
– Что ж. По крайней мере, ты ответила честно.
Я делаю шаг вперед, обхватываю его запястья и опускаю руки вниз.
