Эмили кивает, но на лице Кэмпбелл по-прежнему сомнение, она покусывает нижнюю губу и покачивает ногой.
– Это так странно, – произносит она. – Трипп мог вести себя как мудак, когда напивался, не поймите меня неправильно, но он не был… жестоким. И он любил Бланш.
Я тоже так считала, но теперь мне все больше кажется, что Трипп так убивался после смерти жены, бродил по дому и пил весь день не из-за скорби, а из-за чувства вины.
Эмили вторит моим мыслям:
– Но ведь у них были проблемы в отношениях, Кэм. И ты это знаешь.
Они обе бросают быстрые взгляды на меня, потом друг на друга, и я понимаю, в чем дело.
– Трипп рассказывал мне, – сообщаю я им, – что ходили слухи об Эдди и Бланш.
Дамы снова переглядываются, и я опасаюсь, что они могут попытаться заморочить мне голову, но затем Эмили, пожав плечами, говорит:
– Ну, то есть они проводили много времени вместе, а Беа постоянно где-то пропадала.
– Постоянно, – качает головой Кэмпбелл. – Эта компания была детищем всей ее жизни. Особенно в последние несколько месяцев. Мы ее почти не видели.
– Это правда, – добавляет Эмили. – Когда мы только переехали в этот район, Беа определенно проводила с нами больше времени. – Она улыбается, похлопывая по моей папке. – Она тоже таким занималась. Но прошлой весной стала пропускать собрания, не появлялась на вечеринках…
– Но неужели ты думаешь… – Недосказанность повисла в воздухе, они смотрят друг на друга.
– Нет, – наконец отвечает Эмили, – но незадолго до трагедии Беа и Бланш вели себя как-то странно.
Откинувшись на спинку стула и тяжело вздохнув, Кэмпбелл не отрывает взгляда от Эмили.
– Что? – отбивается Эмили, прихлебывая кофе. – Это правда, и они обе мертвы. Не похоже, что мои слова теперь кого-то могли бы ранить. Кроме того, – добавляет она, взмахнув унизанной сверкающими кольцами рукой, – тут нет ничего пикантного. Думаю, причина как-то связана с мамой Беа. Все началось еще до того, как Эдди вообще появился на горизонте.
По дамам заметно, что подобные сплетни им неинтересны, но, черт возьми, как же мне хочется узнать об этом больше! Я уже не в первый раз слышу, что между Беа и Бланш возникали какие-то недопонимания, – Трипп тоже об этом говорил, – но по какой именно причине? Я знаю, что не до конца разобралась в этой их дружбе, и не могу избавиться от мысли, что, выяснив недостающую информацию, найду ключ к пониманию Эдди.
– У Беа был вспыльчивый характер? – пробую я зайти с другой стороны.
Обе женщины смеются и качают головами. Кэмпбелл снимает крышку со своего стаканчика, чтобы допить остатки кофе.
– О боже, нет, – отвечает Эмили. – Она была просто золото. Жесткая, уверенная, амбициозная и все такое, но настоящая милашка. Я никогда не видела, чтобы она на кого-нибудь злилась, даже когда нанятая ею кейтеринговая компания полностью испортила их с Эдди вечеринку в честь годовщины. Предполагалось, что это будет гавайская вечеринка, а они подали, я не помню, что это было, Кэм?
– Закуски, – отвечает та. – Как для чайной вечеринки. Маленькие бутерброды с огурцом, ассорти из разного печенья и пирожных и все такое. Беа тогда просто отшутилась. А вот Эдди… – Резко умолкнув, она смотрит на меня, затем пожимает плечами. – Во всяком случае, нет, насколько я помню, Беа никогда даже слегка не выходила из себя.
Повисает неловкая тишина, но уже через мгновение Эмили весело спрашивает:
– Итак, мы все поедем в загородный клуб завтра вечером?
Ах да, точно. Очередной сбор средств, очередное приглашение, прикрепленное магнитом к дверце моего холодильника, потому что теперь я одна из тех женщин, которые ходят на сбор средств в загородные клубы.
Я улыбаюсь им:
– Ни за что такое не пропущу.
Когда мы встаем, собираясь уходить, Кэмпбелл окидывает меня взглядом с головы до ног.
– Ух ты, – говорит она, – ты выглядишь… великолепно, Джейн. Правда.
– И в самом деле, – соглашается Эмили, снова похлопывая меня по руке. – На мой взгляд, юбки-карандаши идут ей даже больше, чем Беа, а ведь Беа только в них и ходила.
Она по-прежнему улыбается, но что-то в ее словах меня цепляет. Я не собиралась сознательно подражать Беа, но теперь понимаю, что со стороны выгляжу так, словно нарядилась в костюм Беа для этого собрания. Я, моя юбка-карандаш и папка – все это какое-то бледное подобие, тень Беа. Эта мысль тревожит меня всю дорогу домой, и, войдя в прихожую, я смотрюсь в зеркало.
Волосы длиной до плеч подстрижены под такое же удлиненное боб-каре, какое носила Беа. Серьги в моих ушах напоминают те, что я видела на ее фотографиях. У меня даже помада того же оттенка. Отвернувшись, я беру сумочку и достаю папку.
Она тоже таким занималась.
Хочу ли я стать в глазах этих людей второй Беа? Или я хочу, чтобы они приняли меня как Джейн?
Теперь я не знаю.
Телефон жужжит, и я со вздохом достаю его из сумки. Сообщение от Джона. «Привет, подружка, – черт возьми, я испытываю мощный прилив ненависти. – Что-то у меня туго с деньгами на этой неделе. Еще 500 долларов будет достаточно. Можешь опять отправить их по почте. Наличными. Целую, обнимаю».
Я заношу пальцы над клавиатурой.
Можно послать его на хрен.
Можно написать Эдди.
Или наконец выяснить, кто меня ищет, чего они на самом деле хотят, что им известно.
И покончить со всей этой историей, чтобы я могла спокойно жить дальше.
Я открываю сумочку, достаю сложенный листок бумаги, – тот самый, что дал мне Эдди, с номером из Феникса, и дрожащими пальцами набираю цифры.
– 26 —
Баптистская церковь, где работает Джон, представляет не самую большую религиозную общину на этой территории. На юге, как я заметила, некоторые церкви занимают целые кварталы. Место работы Джона вообще-то совсем не похоже на церковь: приземистое, уродливое кирпичное здание, и только витражное окно с изображением Иисуса, окруженного агнцами, подсказывает, что здесь находится молитвенный дом.
Сегодня я надеваю один из своих лучших нарядов – синюю плиссированную юбку с белой блузкой с вырезом лодочкой, балетки в бело-голубую полоску и серебряные украшения. Посмотревшись в зеркало, я с трудом узнаю себя. Я совсем не напоминаю ту Джейн, какой была два месяца назад, но и не выгляжу так, будто пытаюсь копировать Эмили или Кэмпбелл. Или Беа. Я похожа на… саму себя. Кем бы я на самом деле ни была.
Расправив плечи, с высоко поднятой головой, я открываю дверь и вхожу в церковь. Девушка за столом встречает меня широкой улыбкой – наверное, думает, что я пришла, чтобы пожертвовать деньги.
Она наполовину права.
– Здрасти-и-и. – Я поднимаю солнцезащитные очки на макушку. – Джон Риверс здесь?
