На самом деле, если быть честной с самой собой, я хочу увидеть его фотографии с Беа.
В гостиной их нет, но на стене видны места, где, должно быть, они висели, да и каминная полка подозрительно пустая, что наталкивает на мысль – когда-то на ней стояло что-то еще кроме пары серебряных подсвечников.
Сопровождаемая скрипом кроссовок, я прохожусь по коридору, подмечая еще больше пустот, и поднимаюсь наверх. Твердое дерево кажется мягким под ногами; на лестнице нет пустых пятен, лишь изящные произведения искусства. На лестничной площадке стоит стол со стеклянной чашей в форме яблока – творение из «Сазерн-Мэнорс». Погладив ее, я двигаюсь дальше, по более короткой лестнице, на второй этаж.
Здесь царит полумрак: свет выключен, а утреннее солнце еще недостаточно высоко, чтобы его лучи могли проникнуть в окна. Тут кругом двери, но я не пытаюсь их открыть и вместо этого приближаюсь к маленькому деревянному столику под круглым витражным окном в конце коридора. Единственный предмет на нем – фотография в серебряной рамке. Как раз то, что я жаждала увидеть, и в то же время лучше бы вообще никогда не видела.
Мне было интересно, как Беа и Эдди смотрелись вместе, и теперь я знаю. Они прекрасная пара. Но дело не только во внешности. Многие люди красивы, особенно проживающие в этом районе, где каждый может позволить себе должный уход, так что дело не в идеальных волосах и безупречной фигуре Беа, не в ее яркой улыбке и дизайнерском купальнике. Дело в том, что они выглядят так, словно подходят друг другу. На фотографии оба позируют на красивом пляже, Беа улыбается в камеру, Эдди улыбается ей. Каждый из них нашел свою вторую половину – то, что большинство из нас ищет и никогда не находит, то, чего, как мне казалось, не существует, ведь как в таком огромном мире можно отыскать человека, который подходит именно тебе? Но Беа подходила Эдди, теперь я это вижу и внезапно чувствую себя глупой и маленькой. Конечно, Эдди флиртовал со мной, но он, вероятно, из тех парней, для которых флирт – вторая натура. У него было все это. Он определенно не захотел бы меня.
– Она сделана на Гавайях.
Я резко оборачиваюсь, выронив ключи из онемевших пальцев. Эдди стоит в коридоре, на самом верху лестницы, прислонившись к стене и заведя ногу за ногу; сегодня он одет в джинсы и синюю рубашку на пуговицах, которая выглядит просто, но, вероятно, стоит целое состояние.
Покачивая солнечные очки в руке, Эдди кивает на столик.
– Эта фотография… – поясняет он, – это мы с Беа отдыхали на Гавайях в прошлом году. Вообще-то мы там и познакомились.
Сглотнув ком в горле, я засовываю руки в задние карманы джинсов и расправляю плечи.
– Я просто искала туалет, – говорю я.
Эдди слегка улыбается.
– Ну конечно.
Он отталкивается от стены и приближается ко мне. Коридор просторный, залитый светом из окна над нами, но кажется, что пространство сжимается по мере того, как подходит Эдди.
– Это единственная фотография, от которой я не смог избавиться, – продолжает он. Я всей кожей ощущаю, что Эдди стоит совсем рядом, его локоть почти касается моего бока. – Остальные были в основном снимками с нашей свадьбы, да еще несколько фото с тех пор, когда мы строили этот дом. Но эта… – Замолчав, он берет рамку и разглядывает изображение. – Не знаю. Я просто не смог ее выбросить.
– Вы выбросили все остальные? – спрашиваю я. – Даже свадебные снимки?
Эдди с тихим стуком возвращает рамку на столик.
– Вообще-то сжег. На заднем дворе через три дня после случившегося.
– Мне так жаль, – тихо говорю я, стараясь не представлять, как Эдди стоит перед костром, в котором исчезают фотографии Беа.
Он вдруг бросает на меня взгляд чуть прищуренных голубых глаз.
– Не думаю, что вам на самом деле жаль, Джейн, – произносит он.
Во рту у меня становится сухо, а сердце колотится. Я жалею, что поднялась по лестнице в этот коридор, но в то же время так рада, ведь если бы я этого не сделала, мы бы сейчас не стояли здесь и Эдди не смотрел бы на меня так.
– То, что случилось, ужасно, – пытаюсь перефразировать я. Эдди кивает, но тут же тянется ко мне; его пальцы обхватывают мой локоть, и я опускаю взгляд на точку нашего соприкосновения, на его руку на своей коже.
– Ужасно, – эхом отзывается он, – но вам не жаль, ведь раз ее здесь нет, то можете быть вы. Со мной.
Мне хочется возразить, потому что Эдди думает обо мне ужасные вещи. Потому что ужасно быть такой. Но он прав – я рада, что Беа Рочестер в тот вечер села в лодку с Бланш Ингрэм. Я рада, потому что в итоге Эдди остался один.
Свободен.
Мне следовало бы устыдиться того, что он видит во мне такое, но я лишь испытываю головокружение.
– Я не с вами, – возражаю я, и это правда. Мы можем стоять здесь, рука об руку, но мы не вместе. Меня от Эдди Рочестера по-прежнему отделяет гребаная пропасть.
Но он дарит мне свою ленивую улыбку лишь одним уголком рта, и она делает его моложе и обаятельнее.
– Поужинайте со мной сегодня, – говорит он.
Мне нравится, что это звучит не как вопрос.
– Да, – будто со стороны слышу я свой голос, и все складывается очень просто.
Не сложнее, чем войти в дверь.
– 7 —
Я не позволила ему заехать за мной – было бы безумием допустить, чтобы Эдди увидел, где я на самом деле живу. От одной лишь мысли о том, что он столкнется с Джоном, меня бросает в дрожь. Нет, я хочу существовать только в мире Эдди, словно явилась из ниоткуда, непостижимая и полностью сформировавшаяся личность. В общем-то это действительно так.
Итак, мы с Эдди встречаемся в Английском селении, той части Маунтин-Брук, где я еще не бывала, но слышала о ней от Эмили. В Маунтин-Брук много «селений»: селение Кахаба, селение Овертон и сам Маунтин-Брук. Мне всегда казалось глупым использовать слово «селение» для обозначения разных частей одного и того же населенного пункта – просто используйте слово «район», вы, пафосные придурки, мы же не живем в английской глуши, – но кому интересно, что я думаю?
Я паркуюсь подальше от французского бистро, где у Эдди заказан столик, молясь, чтобы после ужина он не предложил проводить меня до машины, и встречаю его под навесом в черно-золотую полоску у входа в заведение. На Эдди угольно-черные брюки и белая рубашка – прекрасное дополнение к моему темному платью цвета баклажана. Его теплая рука лежит у меня на пояснице, пока метрдотель провожает нас к столику.
Приглушенный свет, белые скатерти, бутылка вина. Больше всего мне бросается в глаза именно то, как небрежно Эдди заказывает целую бутылку, пока я изучаю в меню стоимость бокала, ломая голову над тем, что выбрать, чтобы звучало изысканно, но не оказалось слишком дорого. Выбранная им бутылка стоит больше ста долларов; я краснею, когда думаю о том, что Эдди считает меня достойной таких трат. После такого, решительно отложив меню в сторону, я с радостью позволяю ему сделать заказ за меня.
