Молодая женщина как завороженная смотрела в пылающие неистовым огнем глаза, но нашла в себе силы спросить:
— И как долго? — увидев, что дракон ее не понял, она пояснила уже увереннее: — Моя жизнь — краткое мгновение по сравнению с вашей. Сколько мне еще отпущено — двадцать лет, двадцать пять? И я начну стариться уже к тридцати… Вы же останетесь таким же. Долго ли я смогу удерживать вас подле себя, когда мной завладеет старуха Элли? Или вы легко вернетесь к жене, едва только я начну увядать, и бросите меня на произвол судьбы?
Вызов в голосе Софии заставил Шеранна на мгновение опешить, но спустя несколько мгновений он нашелся:
— Это можно изменить. Есть старинный обряд, который позволит тебе не стареть…
Молодая женщина оторопела. Легкость, с которой он отыскал ответ, указывала, что дракон не раз подумывал об этом. Значит, он действительно намеревался оставить ее в старости. Что-то в ее сердце отозвалось острой болью.
— Надолго? — поинтересовалась она холодно. — И какова цена?
Будучи гадалкой, госпожа Чернова твердо знала принцип руны "гебо", который гласил, что любой дар всегда требует ответного подарка. Ничто не дается просто так.
— Ты проживешь на треть меньше положенного, — неохотно выдавил он, отворачиваясь.
А София невольно схватилась за горло, внезапно стиснутое спазмом.
Принято считать, что любовь — это драгоценный подарок судьбы.
Но у всего есть своя цена, даже у любви. И она может оказаться слишком дорогим приобретением…
Тогда, раньше, она согласилась бы без размышлений, пошла за ним, куда угодно, но теперь… Теперь это казалось нелепостью, невозможной и недопустимой.
— Благодарю, я вынуждена отклонить ваше щедрое предложение! — едко произнесла она, справившись с собою. — Должна признаться: я злопамятна. Быть может, однажды я сумею вас простить, но никогда не забуду предательства.
Шеранн отвернулся, задетый ее тоном.
А госпожа Чернова вдруг расхохоталась — без видимых причин, как-то надрывно и безудержно.
Дракон обернулся и мрачно смотрел на нее, отчего-то походя на обиженного ребенка, которому нянюшка не дала сластей.
— Теперь я поняла, что означает расхожее выражение "любовь до гроба"! Воистину, до гроба — моего! — с трудом объяснила молодая женщина сквозь смех и, наконец успокоившись, заключила: — Боюсь, выкладки господина Рельского пришлись мне больше по душе, нежели ваши контраргументы.
— И ты сможешь меня просто прогнать? — недоверчиво спросил дракон и обхватил ладонями ее лицо. — Зная, что никогда больше не увидишь?
Она смотрела в его глаза — такие близкие, такие знакомые — и мысли ее текли спокойно.
Однажды сожженное не может повторно заняться. Любовь сгорела, рассыпалась пеплом, и от нее осталась лишь память. Мучительные и сладостные воспоминания, которым никогда не стать реальностью вновь.
Но даже с учетом новоприобретенного благоразумия, чтобы ответить, ей понадобилось все самообладание.
— Уходите, — выдохнула она и повторила громче: — Уходите!
В ярости Шеранн оттолкнул ее, вскочил и стремительно вышел, а молодая женщина расплакалась, приглушенно всхлипывая и прикусывая руку, чтобы не закричать.
Он ушел. Навсегда…
В исступлении Шеранн метался по саду, и только чудом можно было объяснить, что не случилось пожара. Дракон пребывал в таком бешенстве, что один только взгляд его, казалось, был способен воспламенить податливую древесину.
Несколько поостыв, он решил, что виной всему чувство долга, питаемое Софией, и, решив зайти с другой стороны, направился в имение Рельских…
Путь в Эйвинд отнял у него совсем немного времени, вот только впускать его решительно отказались!
Шеранн приосанился и насмешливо предложил передать господину Рельскому, что он все одно проберется в дом, и хозяину остается выбрать, войдет ли он в дверь или в окно.
Оценив угрозу (а с дракона вполне сталось бы взобраться по стене, а то и принять второй облик и взлететь), мировой судья согласился поговорить с нежеланным гостем.
— Зачем вы пришли? — спросил Ярослав спокойно, едва Шеранн появился на пороге. Но вздувшиеся на висках вены выдавали, какой ценой ему давалась сдержанность.
Дракон неторопливо прошествовал к креслу, удобно уселся напротив хозяина дома, и лишь тогда объяснил:
— Я пришел просить вас отпустить Софию.
— Вот так, просто, — отпустить? — усмехнулся господин Рельский, сцепив руки в замок и преувеличенно пристально любуясь перстнем на пальце.
— Да.
Казалось, Шеранн не усматривал в этой нелепой сцене ничего странного. Он несуразно смотрелся в кабинете мирового судьи, среди солидной и суровой обстановки, но это нисколько не мешало ему чувствовать себя вполне уверенно.
— Вы считаете меня глупцом? — поинтересовался мировой судья почти мирно. — Если вы пришли ко мне, значит, госпожа Чернова не желает бежать с вами.
— Она просто слишком порядочна для побега! — отмахнулся дракон. Потом подался вперед, вперил яростный взгляд в соперника (ни дать, ни взять — два петуха, сцепившиеся из-за хорошенькой курочки) и проговорил с нажимом: — София меня любит. Но она дала вам слово и выйдет за вас, если вы не вернете ей обещание. Вы хотите сделать ее несчастной?
Мировой судья на мгновение прикрыл глаза и тихо ответил:
— Госпожа Чернова не будет счастлива с вами. Вы сами признаете, что она слишком порядочна, поэтому не захочет быть вашей любовницей.
— Она уже моя любовница! — четко выговорил Шеранн, с интересом наблюдая, как Ярослав вдруг с силой сжал подлокотники кресла. — Вы зря пытаетесь представить ее благоразумной ханжой. Будь это так, она никогда не решилась бы уехать со мной.
— София полагала, что вы на ней женитесь, — возразил бледный до синевы господин Рельский. — Когда стало очевидно, что это не так, она вас возненавидела.
— Она просто обиделась, это пройдет, — самоуверенно заявил Шеранн, отмахнувшись.
— Что ж, очевидно, дальнейший разговор не имеет смысла.
Он встал, следом за ним поднялся и дракон.
— Оставьте в покое мою невесту! — не попросил — потребовал Ярослав, подумав, что оставить без внимания просьбу самой Софии ему было бы куда труднее. Слишком много боли выпало на ее долю за последние месяцы, слишком часто в искристых глазах гнездилась печаль.
— Она любит меня! — повторил Шеранн и вышел, громко хлопнув дверью.
Мужчина налил себе стакан коньяку и принялся пить, не чувствуя вкуса.
А в ушах звенели уверенные слова дракона: "Она любит меня"…
София сидела в спокойной тиши своей спальни и плакала, плакала навзрыд, изливая обиду и тоску.
