— И что за предложение — предать своё дело? Хотите из меня нового Азефа сделать. Хотя, я в его предательство не верю, — эмоционально произнёс мне в спину Камо.
Даже и не верилось, что пару минут назад он сидел без всякого выражения на лице, изображая душевнобольного. Отличный актёр.
— Могу подтвердить, что это так. Азеф был агентом охранки. Но своеобразным таким агентом. Этакий слуга двух господ. Главным для него были деньги. Это был его настоящий Бог — Золотой телец, — развернувшись, произнёс я, удивляясь про себя, как изменился внешне Тер-Петросян.
Сейчас это был настоящий горец-разбойник, готовый сражаться и умирать.
— Меня деньги мало интересуют. Так что же, Вы, хотели мне предложить? — задал вопрос Камо немного напряжённым голосом.
— Вы знаете, Симон Аршакович, мне жаль, что такие молодые люди как Савинков, вы и многие другие встали на путь террора и предательства своей Родины, желая на практике воплотить идеи марксизма, которое как политическое течение утверждает неизбежность классовой борьбы и социалистическую революцию, в которой ведущая роль будет принадлежать пролетариату. Эта революция приведёт к уничтожению частной собственности и установлению на основе общественной собственности на средства производства коммунистического общества, направленного на всестороннее развитие каждого члена общества без какой-либо эксплуатации человека человеком. Я ничего не перепутал, товарищ Камо?
— Нет. И, по моему мнению, это достойная цель, ради которой можно и жизнь отдать.
— Ваше право верить в эту утопию. Только, понимаете, меня-то эта теория не устраивает, потому что я принадлежу к тому классу, который вам, профессиональным революционерам, и пролетариату, руководимому вами, придется уничтожить, чтобы построить своё светлое коммунистическое будущее. И таких, как я дворян, офицеров, чиновников, духовенства, купечества наберётся три-четыре миллиона человек из ста тридцати населяющих Российскую империю. Их вам придётся пустить под нож, согласно марксистской теории в рамках классовой борьбы.
— Вы извращаете смысл классовой борьбы.
— И чем же? Я натуральный эксплуататор по данной теории. У меня две мызы и земля, на которой работает больше ста деревенских семей. В столице на Невском проспекте четырёхэтажный доходный дом, в котором для проживания моя семья использует две квартиры по четырнадцать комнат, которые обслуживают несколько наёмных работников. Да и в двух имениях есть наёмные работники кроме крестьян. Я богатый барин, который эксплуатирует других, получая прибавочную стоимость, и жирует на этом. Разве не так? — задал я вопрос, смотря прямо в глаза Тер-Петросяна.
— Так, — не отводя взгляда, ответил тот.
— Тогда объясните мне, Симон Аршакович, почему эксплуатируемые мною крестьяне встали на защиту моего имения, подняв на вилы и порубав косами двух ваших товарищей? Они, можно сказать, с голыми руками пошли на револьверы и винтовки. Трое из них погибли, ещё несколько человек было ранено, — я сделал паузу. — А почему арендаторы помещений доходного дома все как один добровольно сдали деньги в «кассу помощи», как они её назвали. И передали приличную сумму на лечение генерала Беневского. Может я неправильный эксплуататор? Или что-то в теории марксизма изначально неверно взято за основу? Может общественная собственность на средства производства, как и равенство между людьми — это химера?
— Почему же химера?! — возмутился заключённый.
— От каждого — по способностям, каждому — по труду. Этот социалистический лозунг уже предполагает, что люди по своим способностям не равны между собой при выполнении работы, и поэтому будут получать разную оплату своего труда. Так какое же равенство?
— Вы опять переворачиваете всё с ног на голову.
— Ладно, про равенство, средства производства и эксплуатацию не будем больше говорить. Но возьмём отказ от частной собственности. То есть, чтобы жить в вашем светлом будущем, я должен свои мызы, свою землю, доходный дом отдать в общую собственность?
— Да! И это будет справедливо, — эмоционально произнёс Камо.
— Симон Аршакович, я всего лишь на девять лет вас старше, но у меня возникает чувство, что я разговариваю с ребёнком, который затвердил какие-то тезисы и считает их абсолютно верными. И поэтому всё подгоняет именно под них. Я вот не понимаю в чём справедливость, когда я должен отдать своё, заслуженное кровью, кому-то, кто и палец об палец не ударил, чтобы сделать столько же для Отечества, сколько и я. У меня четыре контузии, две получил недавно на войне с Японией, пять ранений. Все ордена боевые. За мои заслуги я всё, что имею в собственности, получил в награду. И вот объясните мне, почему я это всё должен отдать другим? А если не отдам, то меня в расход? — сделав паузу, я подумал, что надо из этих теоретических дебрей выходить и делать Камо прямое предложение. — Ладно, не будем попусту сотрясать воздух. Я хотел предложить вам, пока вы ещё не до конца утопли в этом марксизме, приложить свои силы в деле освобождения Турецкой Армении. Там в ближайшее время начнётся новая заваруха, и если фидаям не помочь, то повторится Сасунская резня. Вот такое предложение.
— В каком смысле приложить усилия?
— Симон Аршакович, я предлагаю вам, присоединится к вашим соотечественникам, которые ведут борьбу за освобождение своей родины от турецкого ига. Нам известно, что кавказский комитет РСДРП совместно с Гнчак готовят вооружённое восстание в Баку. Именно к ним должен прибыть пароход с оружием. В тоже время мы знаем о тесном взаимодействии Тифлисского комитета партии, где вы руководили молодежной группой, с боевым крылом Армянской революционной федерацией или Дашнакцутюн. Вот я и предлагаю вам бросить заниматься ерундой совместно с Гнчак, а вступить в ряды дашнаков. Тем более, там будет, чем заняться, так как они готовят новое восстание в Сасуне. И чувствуется, там будет жарко, — я замолчал, так как предложение было сделано.
— У меня создается впечатление, Тимофей Васильевич, что вам известно о нашем каждом шаге, — с какой-то горькой усмешкой произнёс Камо.
Первый раз по имени и отчеству назвал, отметил я про себя, дело, кажется, с мёртвой точки сдвинулось.
— Поверьте не о каждом, но известно многое. А с учётом того, что император в условиях войны с Японской империей готов принять решение ответить государственным террором на революционный террор, то боюсь, ряды марксистов резко поредеют не только на территории Российской империи, но и за рубежом. Про ЦК РСДПР я не просто так говорил. Все кто входит в него, виновны в организации террора и в предательстве Родины, — я замолчал и прошёл к столу следователя, где опустился на стул.
Разговор с Камо утомил меня не только морально, но и физически. Ещё полчаса и всё. Иначе охране придётся меня относить в мои комнаты, сам уже не дойду.
— Так вот, Симон Аршакович, вы знаете, что в 1894 году регулярные турецкие войска, осадив Верхний Сасун, сумели сломить упорное и героическое сопротивление армян и учинили там чудовищную резню. До основания было разрушено и разорено сорок восемь сел, погибло по разным источникам от десяти до двадцати тысяч человек, большинство из них старики, женщины и дети. Были разрушены десятки армянских церквей, уничтожены армянские школы в Шенике, Семале, Агби, Гелиегузане, Талворике, Ишханадзоре. Погромы и грабежи продолжались в 1895-96 годах, когда в Хулпе, Хианке, Хаззо и других местах было разорено большое число армянонаселенных сел. Нападения турок и курдов в тех местах продолжаются и по сей день. Население, фидаи дают отпор…
