— Я возьму закуски.
Вскинув глаза, ловлю взгляд Алиханова на своем лице.
Протянув руку, он вдруг подхватывает пальцами прядь моих волос, заставляя смотреть на себя исподлобья. Кривая улыбка в ответ на этот взгляд делает его циничным, но я никогда не сомневалась в том, что этого качества в нем с избытком. Кажется, он видит все мои мысли, и просто позволяет терзаться ими, пока я сама не найду правильного для себя решения.
Оставив меня одну, медленно удаляется, положив руку в карман брюк.
Проследив за ним до того момента, пока его прямая спина не исчезает в арке, делящей зал на две половины, смотрю на возникший у меня перед носом бокал белого вина. В его гранях отражается свет лампочек вокруг стойки, и это гипнотизирует. Здесь никто не пытается со мной знакомиться. Здесь вообще всем на меня плевать, хотя людей здесь не так уж и много. Может быть поэтому… только поэтому я чувствую сверлящее давление где-то в груди. Чувствую, как бегут по рукам мурашки даже за секунду до того, как поднимаю глаза. Даже несмотря на то, что сначала я вижу
женщину, а уже потом ее спутников. Может потому что мое сердце уже совершило тестовый скачок, оно не срывается с цепи, а бьется медленно, как сонное.
Это он, и он здесь.
В компании все той же фигуристой брюнетки с идеальным каре и мужчины, которого я видела там же, на его дне рождения.
Во мне нет даже удивления. Я будто знала об этом заранее, и теперь просто принимаю этот проклятый факт! Как и тот, что ему требуется минута на то, чтобы наткнуться на меня блуждающим взглядом поверх окружающих нас голов.
Еще в тот первый раз когда увидела его при точно таком же параде, как сейчас, получила гормональный взрыв.
В той другой жизни.
Черный деловой костюм, правда на этот раз без галстука.
Ну и что?
С галстуком или нет, я все равно не могу не смотреть на него в ответ.
Сквозь тонкий капрон своих колготок чувствую это — его глаза на своих ногах. Чувствую его глаза на своих волосах, на лице. Даже не видя его глаз я это чувствую. Он в четырех метрах, а я чувствую его так, будто он трогает меня своими горячими руками…
Резко повернув голову, он осматривается вокруг, шевеля губами в адрес своей фигуристой подружки, которая сегодня одета в шокирующий меня наряд. Шокирующий, потому что это дико смело и выбивается за рамки моего скудного мировоззрения. На ней платье с абсолютно открытой спиной. Открытой, до самого, черт возьми, копчика, и если на кого-то что-то подобное могло бы и не сесть, то это не про нее..
Мое собственное платье вдруг кажется мне выбором человека, у которого нет никакой фантазии. Нет шика. Нет лоска… все это так. Ничего этого у меня и в помине нет… И свое собственное платье я получила взамен того, которое ОН просто разорвал пополам, чтобы оно не мозолило ему глаза. Ну или потому что он так спешил меня трахнуть, что решил не церемониться.
Все эти воспоминания отдаются знакомыми молотками на подкорке, поэтому выпрямив спину, просто отворачиваюсь.
Подальше от него. Подальше, черт возьми…
— Фуа-гра, — голос Володи застает врасплох, когда делаю большой глоток вина, чтобы затушить этот пожар у себя в крови.
На стойку опускается подставка с закусками, и я утираю пальцами скатившуюся по подбородку каплю вина, пытаясь не думать ни о чем, кроме…
— Добрый вечер, good evening, — обращается Алиханов к возникшей рядом с нам троице, пожимая руку мужчинам. — Не ожидал такой пунктуальности…
Его слова тонут в осознании того, что конкретно эта встреча не случайность. Пока мимо моих ушей проносятся английские слова, смешанные голоса, я смотрю на Романа, сдавив в кулаке тонкую ножку своего бокала. И теперь, когда вижу его глаза прямо напротив своих, могу с уверенностью сказать, что никогда он не казался мне таким привлекательным, как сейчас. Если бы глаза умели говорить, его сказали бы мне о том, что он прекрасно помнит, кто я такая, потому что они оставляют на моем лице настоящий зигзаг, от которого у меня в животе все переворачивается.
Даже мои скудные познания английского позволяют понять, что Алиханов представляет меня этим людям. Вблизи женщина выглядит еще эффектнее, чем издалека. Она красивая и какая-то… экзотичная, со слегка раскосыми глазами, которые достались ей явно в результате смешения каких-то экзотических долбаных кровей, и она смотрит на меня с заинтересованной улыбкой, которая сразу же становится малозаинтересованной, когда невнятно бормочу по-русски:
— Добрый вечер…
Она мне не нравится. Ни тогда, когда отвечает мне все той же улыбкой, ни когда мы проходим в уединенный зал со столиками, где почти никого нет. Ни когда занимаем один из них, и мужчина, ее спутник, седой мужчина в забавных очках с роговой оправой, выдвигает для меня стул, отвесив что-то, возможно комплимент, но я ни слова не понимаю, маскируя свое непонимание словами “сенк ю”, пока Гец выдвигает стул для НЕЕ, а Алиханов вежливо позволяет поухаживать за мной другому мужчине.
Зачем я здесь?!
Зачем я здесь, черт возьми…
Усевшись напротив, Гец чиркает глазами по моему запястью, на котором, будто булыжником, красуется подарочный браслет. Напряжение сводит мышцы. Может для них… для них всех это неформальная встреча старых приятелей, но не для меня. Для меня они люди не моего круга, с которыми мне не о чем говорить. Я не знаю, как себя вести, я даже не знаю, как перестать на НЕГО смотреть, поэтому смотрю в меню, пока за столом бьет ключом беседа. И то, что сидящий напротив меня гость почти не принимает в ней участия, заставляет напрягаться еще больше. Его присутствие за столом я чувствую кожей. И хочу слиться с обстановкой, надеясь на то, что о моем присутствии все забудут.
— Местные осьминоги тебе не понравятся, — тихо говорит Алиханов, склонив ко мне голову.
Подняв на него глаза, хочу спросить, зачем он притащил меня сюда, но его прямой и непреклонный взгляд намекает на то, что он не собирается принимать моих претензий. Впервые за все время нашего общения я вдруг понимаю, что до этого он позволял мне думать, будто мы “на равных”, но это не так. Это открытие бросает тень на мое лицо, может быть поэтому его глаза становятся опасно колючими.
Выпрямившись, он достает из внутреннего кармана пиджака звонящий телефон и, извинившись, покидает стол. Следя за тем, как он исчезает из виду, вытираю о колени вспотевшие ладони.
Голос Романа, переложенный на английский, пробирается мне под кожу также, как и завернутый в родной язык. Мне пробирается под кожу тот факт, что в отличии от меня, раскосая американка не чувствует никакого стеснения и напряжения. Ее платье идеально облегает грудь, через тонкую ткань проступают соски, и это настолько же сексуально, насколько и сдержанно, потому что перед ее чертового платья — образец приличий, за исключением того, что на ней нет лифчика. Я не знаю ее имени. Я его прослушала. Вскидываю вверх глаза, когда она вдруг поднимается со стула, собираясь отчалить в “дамскую комнату”. На то, чтобы это понять, моих познаний в английском хватает так же. Весь мой диссонанс превращается в настороженное ожидание, когда мужчина делает то же самое — покидает стол, оставляя меня один на один с мужчиной моих оглушительно идиотских грез.
