Я рассмеялась, шлепнула себе в миску поварешку кукурузной каши и, прямо стоя у плиты, принялась есть. Аппетита не имелось, но день будет долгий, нужны силы. Да и от привычных дел никто меня не освобождал, несмотря на Посвящение. Стараясь не думать о нем, я доела кашу и принялась за уборку. Перемыла посуду, приготовила обед, перетрясла половики, перестирала все белье и посмотрела на деньги, что лежали на холодильнике.
Закупка продуктов тоже входила в мои обязанности. Отвертеться не получится. Но выходить из дома не хотелось. На то имелась веская причина. По имени Агор. Вчера видела, как он приехал со своей сворой. Скользнул по мне сальным взглядом, сразу помыться захотелось, послал воздушный поцелуй и не отрывал глаз, пока не убежала в дом. Там, набрав в крошечную ванну чуть теплой желтоватой воды, принялась тереть себя жесткой мочалкой, словно в самом деле могла стереть этот мерзкий взгляд с кожи.
Отвратительный парень, что за дела у матери с ним, не понимаю! Уверена, стоит выйти из дома, натолкнусь на него. Но выбора нет. Я со вздохом сгребла с гудящего, едва живого холодильника мелочь, взяла пакет и вышла за дверь, предварительно в окошко изучив улицу. Но это не помогло – едва ноги свернули за угол, лицом уткнулась в грудь этого кобеля.
- Такая красивая и без охраны! – пухлые губы парня изогнулись в ухмылке. Руки сомкнулись на моей талии.
- Не смей лапать! – я с силой вдарила пяткой по его ступне, но он будто и не заметил. Надо было каблуки надеть, вот ведь дура!
- Да не кипятись, малышка, - он расхохотался и отпустил. – Сама еще попросишь!
- Размечтался, гад! – процедила я сквозь зубы и пошла прочь. Вслед несся его заливистый хохот. Словно лай, вот на самом деле!
Купив молоко, хлеб, свежие тушки морских свинок – на праздничный ужин, а еще овощей и фруктов, пошла домой, но уже другой дорогой. Агор, к счастью, не попался. Облегченно выдохнув, я на всякий случай закрыла входную дверь и принялась стряпать ужин.
- Отдохни, - руки матери легли на мои плечи, когда все было готово. – Уже скоро.
- И не устала, - я пожала плечами. Уж лучше перемою грязную посуду, что накопилась за время готовки, чем оставаться один на один с мыслями.
- Иди, сама вымою, - мать остановила меня. – Через час выходим. Собери все.
Я с сожалением пошла к выходу с узкой кухоньки.
- Атапи, - окликнула меня мать, а когда обернулась и посмотрела на нее, та улыбнулась, - все будет хорошо.
- Угу, - пришлось кивнуть, проглотить ком слез, что встал в горле, и побыстрее уйти. Никогда не слышала таких слов от той, что произвела меня на свет! Надо же!
Все еще под впечатлением, я машинально собрала в пакет все необходимое и села на кровать. Мысли приятными не были, но погрузившись в них, мне удалось скоротать время.
- Пора, Атапи, - мать вошла в комнату. Мы молча вышли из дома и пошли вдоль нескольких десятков скромных домиков. В них уже зажигались огни, люди собирались ужинать. У нас ужин будет нескоро. Сначала подготовка к ритуалу. Потом Посвящение. Я поймала себя на мысли, что про себя произношу его по слогам, как сестренка. И уже только потом праздничный ужин. Если будет, что праздновать.
Мы подошли к одному из домов. Рука матери легла на дверную ручку.
- Что не так, Атапи? – голос был непривычно мягким.
- А если… - хрипло начала я. – Если у меня не получится?
- Чушь! Ты рождена Избранной! – тон стал жестким. – Не мели ерунды, идем!
Внутри нас уже ждали Сестры. Прошедшие посвящение - в голубых рубахах, послушницы - в коричневых. Меня провели в одну из комнат, дали длинную серую рубаху до пят. В такой сегодня буду я одна. Да и то недолго. После переодевания настала очередь ритуального омовения. В соседней комнате стоял большой таз, наполненный водой. Встав около него, я замешкалась. Не особо хотелось раздеваться перед кучей чужих людей.
- Если ты стесняешься обнажить перед Сестрами тело, как же будешь держать душу открытой перед ними?! – мать с треском рванула рубаху в стороны.
Изумленный вздох все сестры издали одновременно – они впервые видели мое родимое пятно – огромный люмьер в половину спины. Я скривилась – из-за него мне не разрешалось ни купаться, ни загорать, ни носить платья с приоткрытыми плечами – ведь именно на плечах начиналось это багровое уродство. Никто не должен был его видеть – знак Избранной, что подчинил себе всю мою жизнь.
Что ж, теперь они все его увидели. Оставалось лишь переступить через остатки рубахи, что упали под ноги и встать в таз. Вода была холодной. Ничего, не страшно. Бормоча молитвы, сестры разорвали ритуальное одеяние на небольшие клочки и начали обмывать мое тело, макая их в таз. Грубая ткань царапала кожу, проникая везде – и в подмышки, и между бедер, ягодиц, даже между половых губ – что было весьма больно.
В комнате царила прохлада, и теперь, когда я была мокрая, стало сложно сдержать дрожь. Сейчас бы замотаться в длинное полотенце и нырнуть под теплое одеяло! Но при Посвящении послушница должна быть полностью обнажена. И не имеет права клацать зубами от холода!
- Искренне ли твое намерение, Сестра? – в новой комнате спросила меня старуха в голубом балахоне.
- Искренне.
- Тогда испей.
Я взяла из ее рук серебряный кубок, полный до краев, и осушила до дна. Приятно пощипывает язык. Похоже на пиво, которое однажды, тайком от матери, попробовала.
- Проходи.
А вот и то помещение, в котором это произойдет. Огоньки сотен свечей затрепетали, когда я вошла. Равномерное гудение Сестер, что взяли меня в магический круг, успокоило. Прижав руку ладонью к сердцу, я закрыла глаза. Теперь нужно сосредоточиться на молитве Богине. Освободиться от суетных мыслей. Но как?! В голову лезет все сразу – от «положила ли паприку в рагу?» до «как Вселенная может быть бесконечной?»
Аромат благовоний окутал меня и, за неимением других вариантов, разум сосредоточился на раскладывании его по «ноткам». Сандал. Роза. Бергамот. Лаванда. Кедр. Кукурузная каша. Я открыла глаза. Кашей несло от старухи, что стояла напротив.
- Узри себя в зеркале Богини, Сестра! – прошамкала она и отошла, открыв мне зеркало – старое, из позолоченного серебра, в которое должна посмотреться каждая послушница, чтобы оставить в нем себя прошлую и стать служительницей Богини.
