Тэмуджин еще не был бесспорным правителем степи, но, заняв трон Ван-хана, позволил себе расставить некоторые властные ловушки. Он призвал всех, кто все еще сопротивлялся его воцарению, склониться перед своей волей. В посланиях, которые были разосланы главам племен, утверждалось не только что их прежний статус и права вождей будут по-прежнему соблюдаться, если они покорятся Тэмуджину, но и то, что его правление знаменует начало новой эры справедливости, законности и великодушия. Он обещал отменить старые, исчерпавшие себя обычаи, такие как кража и прелюбодеяние
[87], и ввести новое, обязательное для всех законодательство. Все, кто немедля подчинится его воле, победят. Те, кто окажет сопротивление, будут уничтожены.
Джамуха и Сангун поняли, какой куш поставлен на карту, и Сангун, как известно, заявлял: «Если он выйдет [победителем], наш улус будет его, а если мы выйдем [победителями], его улус будет нашим!»
[88] Сангун решил бежать, но Джамуха предпочел объединиться с найманами, под знаменами которых собралось множество недовольных и обездоленных племенных вождей, в надежде, все более тщетной, остановить возвышение Тэмуджина. Найманами руководила Гурбэсу-хатун, высокомерная женщина, приходившаяся их номинальному лидеру Даян-хану одновременно женой и мачехой
[89]. Она презрительно отзывалась о монголах как о грубых и неотесанных выскочках:
Костюм у монголов невзрачен на вид,
От них же самих нестерпимо смердит.
Пожалуйста, подальше от них! Пожалуй, что их бабы и девки годятся «еще доить у нас коров и овец, если только отобрать из них которые получше да велеть им вымыть руки и ноги!»
[90].
Затем она передала сообщение Тэмуджину с предупреждением о том, что ему грозит опасность потерять свои сагайдаки (колчаны)
[91]. Видимо, ожидая тяжелого противостояния, Тэмуджин разбил свою армию на отряды с числом воинов, кратным десяти, что стало отличительной чертой вооруженных сил Чингисидов, а также использовал различные хитрости и уловки, приняв во внимание превосходство сосредоточенных против него сил. Он создал полк, состоящий из элитных войск, обязанностью которых была защита его самого как в битве, так и в мирное время. Два события определили судьбу Даян-хана. Первым было то, что его сын Кучлук с презрением отверг осторожную тактику своего отца:
Разве не трусости ради своей
Так разглагольствует баба Таян,
Та, что подальше еще не ходила,
Нежели до-ветру баба брюхатая.
Дальше еще и не хаживал он,
Нежели в поле теленок кружоный
[92].
Однако решающим оказалось бегство Джамухи с поля боя и отступничество многих тюрко-монгольских войск, заключивших тактический союз с найманами. Победа Тэмуджина была полной, и только Кучлук с некоторыми из своих ближайших последователей смог избежать кровавой расправы. Тэмуджин заявил права на руку Гурбасу-хатун и, согласно «Сокровенному сказанию», насмехался над ее былыми речами: «Не ты ли это говоришь, что от монголов дурно пахнет? Чего же теперь-то явилась?»
[93]
Повесть о кончине Джамухи в «Сокровенном сказании» крайне романтизирована, а версия Рашид ад-Дина, вероятно, слишком сильно окрашена неодобрением, которое испытывал этот государственный деятель по отношению к Джамухе. В «Сокровенном предании» Джамуха отказывается от предложенной Тэмуджином пощады. Вместо этого пленный побратим умоляет лишь казнить его без пролития крови и похоронить на возвышенности, дабы он мог после смерти наблюдать за своим дорогим братом и защищать его, а мертвые кости его «будут потомкам потомков твоих благословеньем во веки»
[94]. Рашид ад-Дин подтверждает колебания Тэмуджина при мысли о казни побратима собственными руками и говорит, что великий хан поручил эту грязную работу Отчигин-нойону; хотя ранее в тексте он цитирует еще одну версию, по которой Джамуха терпит мучительнейшую казнь, в ходе которой ему отрывают одну за другой все конечности
[95]. Тем не менее оба рассказа подчеркивают, что, лишая Джамуху жизни, Тэмуджин действовал строго в соответствии с законом [13].
ВЕЛИКИЙ КУРУЛТАЙ 1206 ГОДА
В знак признания достижений Тэмуджина и для утверждения его в качестве правителя тюрко-монгольских народов в год Тигра (1206) был созван Великий курултай. Он проводился у истоков реки Онон на горе Бурхан-Халдун, где по преданию, находился первый дом серо-голубого волка и красно-желтой лани, от мифического союза которых произошли якобы все степные народы. Главы всех кланов и племен Евразийской степи, «люди девяти языков» [14], «люди войлочных шатров»
[96] [15] прибыли на курултай, где подняли белый штандарт с девятью хвостами и присвоили Тэмуджину титул Чингисхан (яростный или жестокий хан) [16]. Ранее, в 1202 году, Тэмуджин уже был объявлен Чингисханом его двоюродными братьями: Алтаном, Кучаром и Сача-беки, которые обещали:
Жен и дев прекрасных добывать,
Юрт, вещей вельмож высоких,
Дев и жен прекраснощеких,
Меринов статьями знаменитых брать
И тебе их тотчас доставлять
[97].
Однако в 1206 году не только его двоюродные братья отреклись от своих наследных прав, признав Тэмуджина своим ханом, но уже конфедерация евразийских кочевых племен, объединившихся вместе как Йекэ Монгол Улус, или Великий монгольский народ, официально объявила о своем единстве под властью Чингисхана. Это была конфедерация, которую даже китайцы были готовы признать официально, дав ей имя Да Мэнгу го
[98]. Правда, де Рахевильц в фундаментальном комментированном переводе «Сокровенного сказания» указывает, что фактически Чингисхан продолжал называть свое единое государство просто Монгольским улусом, а более пышный титул, который с 1210 года использовали китайцы, был калькой с имени Да Цзинь го (Великое государство Цзинь).
