– Если только не что?
– Если только не… ты, случайно, не знаешь, нет ли в ее родословной цукимоно-судзи – наследственной одержимости? Если есть, то это все осложняет.
– Одержимости?..
Уже не в первый раз я с изумлением подумал, как необычно работает у моего друга голова. Какое отношение к злоключениям семьи Куондзи могла иметь одержимость?
– Что ж, думаю, бессмысленно проводить расследование, чтобы это выяснить, – заключил Кёгокудо, дотянулся до стоявшей на столе баночки с костями-печеньем, взял одно и закинул себе в рот. Затем, не закрывая крышки, предложил печенье мне.
– Кстати, Сэкигути, что ты собираешься делать с этой историей? – строгим голосом поинтересовался он.
– Ну что ж… – Я взял из баночки одно печенье и на одном дыхании произнес: – Я хочу раскрыть это дело.
Нахмурившись, Кёгокудо некоторое время помолчал.
– Ты не можешь полагаться на Энокидзу. Он только все еще больше запутает. – Он закрыл баночку крышкой и задумчиво и медленно поводил по ней кончиками пальцев. – Сэкигути-кун, помни о том, что сам процесс наблюдения оказывает воздействие на наблюдаемый объект.
– Только в физике элементарных частиц, верно?
– Это принцип неопределенности. Самые точные наблюдения могут быть сделаны, лишь когда за объектом не ведется наблюдение.
– Но какое это имеет отношение к этому делу?
– Послушай, Сэкигути… Ты не можешь разделить наблюдателя и наблюдаемый объект – не существует идеального наблюдателя. Твое вмешательство неизбежно повлияет на это дело и каким-то образом изменит его ход. Ты больше не будешь являться благонамеренным третьим лицом. Напротив – ты, судя по всему, настойчиво стремишься оказаться в самой гуще событий. Однако некоторые несчастные случаи никогда не произошли бы, не вмешайся в дело детектив. Даже если детектив не был частью истории с самого ее начала, он совершит большую ошибку, если не проявит должной осторожности. Помни: есть вероятность того, что это сухое печенье стало тем, чем оно является, лишь в тот момент, когда я открыл крышку этой баночки. То же и с этим делом.
Рин… Снова зазвенел колокольчик-фурин на улице.
Кёгокудо и его сестра сидели молча, не спуская с меня внимательных взглядов.
– Но… но я не могу просто взять и оставить все как есть.
Мне больше нечего было сказать.
Кёгокудо скрестил на груди руки.
– Что ж, если слабохарактерный человек вроде тебя может решиться на подобное, кто я такой, чтобы тебя отговаривать? Очевидно, что по какой-то причине ты буквально одержим этим делом – и этой женщиной, Рёко Куондзи.
Я не стал этого отрицать.
– Но что бы ты ни предпринял, не позволяй своему зрению затуманиться. Стоит упустить из виду происходящее – считай, что все это могло с тем же успехом никогда не происходить. Или даже хуже, – предостерег он, – если ты, будучи заинтересованной стороной с неким предвзятым мнением об этом деле, подступишься к нему неправильно – что ж, тогда, боюсь, может произойти какая-нибудь трагедия.
«Значит, я должен подступиться к этому делу правильно».
Но как мне было это сделать?
– Что ж, – спустя мгновение добавил мой друг неожиданно добродушным тоном, из которого улетучилось всякое дурное предчувствие. – В конце концов, это именно я посоветовал тебе взять на себя ответственность, а эта девчонка-сорванец виновата в том, что втянула тебя во все это, так что не переживай слишком сильно. Итак, если ты такой смелый, то как насчет того, чтобы поужинать тем, что приготовила моя младшая сестренка, больше похожая на моего младшего брата?
Кёгокудо медленно поднялся на ноги. Я немного поколебался, но Ацуко Тюдзэндзи присоединилась к словам своего брата, так что в конце концов я принял их приглашение к ужину.
Как и следовало ожидать, кулинарный талант Ацуко Тюдзэндзи в значительной степени помог успокоить мои расстроенные нервы. Ее упрямый и чудаковатый брат, конечно же, не проронил в течение всего ужина ни единого комплимента.
После еды я помог им повесить на окна москитные сетки. Как и прошлым вечером, было уже далеко за десять часов, когда я наконец начал собираться домой.
Когда я уже надевал в прихожей свои туфли, на деревянный порог вспрыгнула кошка с горы Цзиньхуа и приветственно мяукнула. Я рассеянно играл с ней, когда в коридоре появилась Ацуко Тюдзэндзи.
– Сэнсэй… – произнесла она тихим голосом. Затем талантливая младшая сестра моего друга на цыпочках торопливо подошла ко мне и заговорила еще тише: – По правде говоря, у меня к вам есть просьба.
– Просьба? Ко мне?
– Я хотела поинтересоваться, можно ли мне завтра присоединиться к вам?
Это был неожиданный поворот.
– Ацу-тян, ты разве не решила прекратить собирать материал по этому делу?
– Нет-нет, я хочу пойти не ради сбора материала. Возможно, с моей стороны это безрассудно, но вся эта история правда очень меня заинтересовала – я не настолько самонадеянна, чтобы полагать, будто я могу раскрыть это дело, но мне хотелось бы проследить за ним до самого конца, чем бы все это ни закончилось. Но, конечно, я понимаю, что мне не следует идти. Это ведь не развлечение, – добавила Ацуко, сама ответив на собственный вопрос. Ее живые внимательные глаза блестели, когда она это говорила. Вне всяких сомнений, в ее крови было то же неутолимое интеллектуальное любопытство, что и у ее брата. Только, пожалуй, ее интерес можно было назвать более здоровым.
– На самом деле я буду очень тебе благодарен, если ты пойдешь, – искренне признался я. – Как бы ни храбрился я перед Кёгокудо, честно сказать, я все же немного побаиваюсь идти туда вдвоем с Энокидзу. – Пожалуйста, идем вместе с нами – если тебе позволит твоя работа, конечно.
Лицо Ацуко осветилось улыбкой, которая мгновенно сменилась испуганным выражением.
– Пожалуйста, не говорите ничего об этом моему старшему братику и редактору Накамуре. Брат будет в ярости, а после всего того, что я так дерзко высказала главному редактору Накамуре, я не смогу смотреть ему в глаза, если он узнает, что я вернулась к этому делу, – он ведь должен думать о своем положении и сохранять достоинство, как мой начальник…
Я с трудом удержался от смеха, услышав, как она произнесла в точности те же слова, которые я слышал вчера от редактора Накамуры. Я кивнул ей. Ацуко снова улыбнулась; затем, вспомнив, зачем пришла, протянула мне бумажный фонарь, который все это время держала за спиной.
– Он вам понадобится, когда вы будете спускаться с холма. Братик сказал, что вчера вы ушли без него. С вами все было в порядке?
По правде сказать, вчера вечером я едва ли был в порядке, но я соврал ей, сказав, что все было отлично. Однако, не желая повторить вчерашний неприятный опыт, на этот раз я смиренно принял фонарь. Это был странный фонарь: с одной стороны на нем была изображена черной краской пятиконечная звезда, острием направленная вверх.
