– Действительно, ты прав. – Я испытал восхищение, смешанное с удивлением. Что-то в свидетельских показаниях Найто казалось мне несогласованным и не вполне понятным, но я никак не мог этого уловить. Так вот что это на самом деле было… – Выходит, что слова Найто про наследника… о том, что случилось с ребенком, как поступить с наследником… были ложью?
– Ты ошибаешься, сэнсэй. – Кёгокудо потер пальцами виски. – Какой смысл Найто лжесвидетельствовать о ссоре, содержание которой было ему неизвестно? Как сказал Энокидзу, в ночь происшествия Найто был в спальне вместе с Кёко.
– Но это означает, что у Найто и Кёко-сан была…
– …близкая связь, разумеется. Более того, весьма глубокая близкая связь. Иначе почему бы они, согласно словам Энокидзу, были вместе в кровати после полуночи? И в этот самый момент возвращается улыбающийся, пребывающий в прекрасном расположении духа супруг… странная сцена. – Кёгокудо опустил взгляд и на мгновение задумался. – Так или иначе, в этом дневнике тоже есть нечто необычное. Совсем не похоже на то, чтобы он проклинал семью Куондзи или затаил на них злобу, – напротив, все выглядит так, будто муж, принятый в семью жены, совершил против них какое-то преступление или нанес им вред. Кроме того, есть некое событие или происшествие в прошлом, о котором он не может сказать напрямую. Что это за «мелочь, которая обернулась чудовищной ошибкой»? И кто этот «теперь уже несомненно умерший» ребенок?
Кёгокудо вновь замолчал. Спустя некоторое время он поднял глаза и спросил:
– Кстати, Сэкигути, что ты думаешь о провалах в памяти у госпожи Кёко? В этом дневнике также написано, что у нее, судя по всему, и раньше случались «нарушения памяти». Возможно, она страдает каким-то заболеванием?
Я уже думал об этом.
– Я полагаю – но это лишь гипотеза, – что у нее может быть диссоциативное расстройство личности; то есть, возможно, у нее множественная личность, в ней как бы уживается несколько разных людей. Когда ее личность сменяется, она в большинстве случаев забывает обо всем, что делала, будучи предыдущей личностью. В моей голове не укладывается, как та разумная и рассудительная Кёко-сан, с которой я беседовал, могла быть той девочкой, которой я передал любовное письмо. Однако бьющаяся в истерике женщина, швырявшая предметы в своего мужа, была, должно быть, еще одной ее личностью. В обычном состоянии она, судя по всему, не помнит ни одну из других «себя».
– Умм… – задумчиво протянул Кёгокудо. – Что ж, то есть ты не думаешь, что у нее может быть временная потеря памяти, вызванная душевными переживаниями – иными словами, психогенная амнезия, – и подозреваешь хроническое расстройство множественной личности, которым она страдает с младенчества?
– У тебя на этот счет другое мнение? – поинтересовался я, делая глоток его фирменного безвкусного чая.
– Я полагаю, что это временная утрата воспоминаний, произошедшая вследствие насильственного вытеснения из сознания растущего чувства вины за некий проступок или же неприятных чувств и эмоций настолько сильных, что их невозможно было вынести. Она запечатала неблагоприятные для себя воспоминания – иными словами, это психогенная амнезия.
– Но за время нашей короткой беседы она дважды вела себя странно. Если б рядом не было ее старшей сестры, то, мне кажется, ее личности могли поменяться прямо во время разговора.
– Вот что… ты, кажется, упомянул, что в саду цвел дурман? Ты ведь знаешь о содержащихся в дурмане психотропных алкалоидах?
– Их три: скополамин, гиосциамин и атропин, насколько я помню. – Воспоминание о белых цветах тотчас воскресило во мне чувство, которое я испытал, обнимая Рёко за талию, и у меня начал немного заплетаться язык.
– В таком случае тебе известно, что их применение в медицинских целях также оказывает разрушительный эффект на сознание. Способность реагировать на внешние стимулы утрачивается, а иллюзии и галлюцинации из внутреннего мира множатся и вторгаются в сознание. Под действием алкалоидов человек внезапно начинает вести себя возбужденно, а его речь и поступки становятся непонятны для окружающих. Он впадает в бред или так называемый делирий.
– Но… постой, Кёгокудо, – так ты хочешь сказать, что в настоящее время Кёко-сан находится под действием алкалоидов дурмана? Кто-то их ей дает? Но с какой целью?
– Конечно, в качестве болеутоляющего средства.
– Погоди-ка. Но ведь она наотрез отказывалась от любого лечения, даже со стороны ее собственного отца. Так кто же применяет это обезболивающее?
Перед моими глазами возникло лицо Рёко. Ее привычное движение, которым она сделала укол Кёко.
– Рёко-сан ухаживала за этими цветами, не так ли? – произнес Кёгокудо и в третий раз замолчал.
– Но, Кёгокудо… – Я сознательно сменил тему разговора: – Как ты думаешь, Фудзимаки-си действительно пытался создать гомункулуса?
– Не говори глупостей, – с озадаченным лицом произнес Кёгокудо.
– Что в этом такого глупого?
– Это глупость, вот и всё. Что ж, позже я не спеша и как следует ознакомлюсь с этими исследовательскими журналами. Я не знаю, сколько месяцев провел над ними этот недалекий врач-стажер, но мне должно хватить одного или двух дней, чтобы полностью прочитать такую стопку. С волнением предвкушаю прекрасное времяпрепровождение.
Вне всяких сомнений, этот человек был способен прочитать все журналы к завтрашнему утру, если б он этого захотел.
– Но все же, Сэкигути, не в таком уж далеком прошлом к идее создания искусственной человеческой жизни относились вполне серьезно. В те времена она вовсе не считалась антинаучной. Например, Парацельс
[96], родоначальник современной клинической медицины, пробовал в этом свои силы. Впрочем, он, конечно, был по большей части алхимиком. Однако алхимия внесла огромный вклад в современную науку, и, поскольку изначально это были две неразделимые части единого целого, в этом не было ничего неестественного.
– Я имею весьма смутное представление об этом предмете. Кажется, для создания искусственной жизни алхимики использовали человеческое семя?
– Да, верно. Они до краев заполняли герметично закрывающуюся стеклянную колбу человеческим семенем и затем оставляли ее при температуре тела лошади – около 38 градусов по Цельсию. Считалось, что, если так сделать, постепенно в колбе должна была появиться полупрозрачная человеческая фигура. Выкармливая ее свежей кровью, можно было вырастить нечто похожее на миниатюрного человека. Это существо называется гомункулусом. Конечно, это просто старинное заблуждение – невозможно создать живое существо подобным образом. Однако в настоящее время людям известно, как происходит оплодотворение, и эта концепция вовсе не такая сырая, как раньше. Да, ведь совсем недавно… это, кажется, было в позапрошлом году, когда в университете Кэйо было произведено успешное искусственное оплодотворение. Что ж, на самом деле искусственной в нем является только доставка сперматозоида к яйцеклетке, то есть что-то вроде суррогатного полового сношения, после чего само оплодотворение происходит естественным путем… Постой-ка, ведь в дневнике было написано про недавнюю встречу с заведующим кафедрой акушерства и гинекологии университета Кэйо… – Кёгокудо деловито пролистал страницы. – Да, точно! Должно быть, он встретился с ним, чтобы расспросить о ноу-хау искусственного оплодотворения.
