Так продолжалось день за днем. Раз в несколько дней ему звонили Нат и Розалин, но разговоры с ними требовали слишком много моральных сил. Приходилось врать или увиливать от прямых ответов. В этот момент Дэвиду начинало казаться, что соседи в доме напротив наблюдают за ним и смеются, и он сворачивал разговор.
Спустя где-то неделю он все же вышел из дома. Запасы продуктов подходили к концу, да и не нужно будет тратить много денег на бензин, если просто прогуляться до небольшой продуктовой лавки на углу дома. Впервые за семь дней он вышел из своих апартаментов. Прямо возле дома он наткнулся на соседа с собакой. Мужчина с ним поздоровался, но Дэвид буквально оглох от лая собаки.
– Держи свою собаку в клетке, – бросил Дэвид и надел на голову капюшон. На улице он почувствовал на себе силу ментальной перегрузки. Казалось, что все вокруг за ним наблюдают, все вокруг только и говорят:
– Он из тех, кто потом работает охранниками…
Все вокруг о чем-то говорили, но Дэвиду казалось, что все они говорят только о нем. Это были неприятные слова. В магазине из-за яркого электрического света это состояние только усилилось. Он побросал в корзину кое-какие продукты, которые обычно покупают подростки: чипсы, газировка, снеки и тому подобные вещи, которые не нужно готовить.
К себе в апартаменты он вернулся с острой ненавистью к враждебному миру за пределами его апартаментов. Он сполз по стене и уселся прямо на полу, отложив в сторону бумажный пакет с продуктами. В этот момент раздался оглушительный шум поднимающегося строительного крана. Дэвид вскочил и подбежал к окну, отодвинул край одеяла, которое до сих пор служило ему занавеской, и увидел, что по соседству началось то ли строительство нового дома, то ли реконструкция старого.
Так продолжалось почти месяц. Иногда он выезжал по вечерам на своем Ford Galaxy на улицы города и долго колесил по местам, которые хорошо знал с детства. Иногда он решался поехать в гости к матери или сестре, но, подъехав к дому, так и не решался подняться к ним. Вместо этого он колесил по улицам Квинса, а затем пересекал мост и исследовал Манхэттен. Иногда он останавливался возле какого-нибудь парка или отправлялся в модные в то время кинотеатры для автовладельцев. Повсюду в таких местах ему попадались парочки. Он с завистью смотрел на парней и оценивал девушек. Всякий раз он убеждался в том, что уровень красоты девушки находится в прямой зависимости от наполнения кошелька мужчины. Красивые девушки предпочитали парней на хороших машинах и в дорогих вещах. Сам Дэвид не мог себе позволить заплатить за собственный билет в кинотеатр. Мысль о том, что придется платить еще и за девушку, приводила его в ужас. В нем копилась неприязнь и ненависть к девушкам за то, что он не может их себе позволить.
Оказываясь вблизи своего дома, он срывался на кого-то из соседей, рассказывая одному о том, что тот слишком громко смотрит телевизор или не следит за своей собакой. Если поначалу его воспринимали как странного молодого человека с амбициями, то постепенно к нему стали относиться с презрением и страхом, так как Дэвид то и дело звонил в полицию, если кто-то слишком громко включал воду в ванной посреди ночи.
Единственной женщиной, с которой он продолжал регулярно видеться, была Перл. Он и раньше часто приезжал на старое еврейское кладбище в Бронксе, на котором была скромная могила его приемной матери. Обычно он проводил несколько минут возле таблички с именем и датами жизни Перл, а затем отправлялся бродить между могил.
Как и абсолютно все посетители кладбищ, Дэвид изучал даты жизни, указанные на похоронных табличках. Если человек, захороненный здесь, умирал рано, то он сразу привлекал внимание Дэвида. Он начинал разглядывать небольшие портреты, которые крепились сверху дат жизни в специальных однотипных медальонах. Красивые девушки, умершие молодыми, радовали его. Он ощущал в такие моменты действие закона мировой справедливости. У нее была яркая жизнь, она танцевала и веселилась в компании друзей, меняла мужчин как перчатки, пользуясь подарками и вниманием, но она умерла в юном возрасте. Такая девушка, по его мнению, успевала в жизни ровно столько, сколько и все обычные некрасивые люди. Видя могилу некрасивой девушки, умершей в юном возрасте, он чувствовал сожаление. В ее жизни точно не было места веселью и радости, ей не дарили подарков, а родители, наверное, обделяли вниманием. Она вполне могла бы прожить долгую, хоть и несчастливую жизнь.
На кладбище в Бронксе было много могил молодых людей. Моего возраста и даже младше. Я всегда гадал о том, как они умерли. Когда я видел могилу с фотографией некрасивой девушки, мне становилось грустно, она ведь так ничего и не успела за свои восемнадцать лет…
Дэвид Берковиц
Пройдясь мимо могил, Дэвид возвращался к могиле Перл, бросал последний взгляд на медальон с ее изображением, а затем уходил в холодные апартаменты на Барнс-авеню. Там он ложился на пол, укрывался одеялом и долгими часами разглядывал потолок и слушал разговоры соседей, которые сначала едва только можно было разобрать, но со временем этот гул становился все более отчетливым и понятным. Эти голоса говорили о том, что они не хотят неприятного соседа. Он слышал девушек, которые обсуждали то, какой он некрасивый и неприятный, с таким никто бы не пошел на свидание. Сложно себе представить, кто бы мог согласиться пойти с ним на свидание.
В канун Рождества, в декабре 1974 года, эти голоса стали звучать особенно отчетливо. В одну из ночей он не выдержал этого бесконечного гула голосов соседей, бросил все попытки заснуть и сел за стол, подаренный Натом, чтобы написать отцу письмо. Это послание было исполнено мрачным одиночеством, которое все сильнее начинало влиять на рассудок Дэвида Берковица. Дэвиду отчаянно хотелось, чтобы кто-то пришел и помог ему, но не хотел просить о помощи. Ведь если тебе помогают, потому что ты попросил, это не совсем спасение, это не по-настоящему. Дэвид обычно предпочитал в таких ситуациях падать все ниже, погружаться все глубже в мрачные дебри своего подсознания. Сейчас, ощутив, что приблизился к той острой грани, что отличает здоровый разум от безумия, он почувствовал, что должен подать сигнал о помощи.
Дорогой папа!
Здесь, в Нью-Йорке, холодно и мрачно. Это ничего, погода соответствует настроению. Мир становится темнее, отец. Я ощущаю это все сильнее. В людях просыпается ненависть ко мне. Ты даже не представляешь, как иной раз люди умеют ненавидеть. Многие из них хотят убить меня. С некоторыми я даже не знаком, а они все равно ненавидят. В основном это молодые люди моего возраста. Они проходят мимо и плюют в меня или толкают. Девушки называют меня уродом, и это особенно ранит. Парни просто смеются надо мной. Как бы то ни было, я верю, что скоро все изменится к лучшему.
Из письма Дэвида Берковица отцу
Он сходил на почту и отправил письмо, а заодно изучил список вакансий в почтовом отделении. Оказалось, что здесь требуются сотрудники, но для начала карьеры на почте требовалось пройти курс обучения и выдержать экзамен. Здесь же, на стенде с информацией, висели объявления о наборе в пожарную службу США, но и туда брали только после обучения. Экзаменов Дэвид стал бояться. Чем больше времени проходило с момента его посещения колледжа, тем сильнее он начинал бояться всевозможных тестов и экзаменов.
