Получив письмо, Нат не на шутку обеспокоился и стал звонить сыну. Дэвид не брал трубку, поэтому мужчина решился позвонить по номеру, по которому он раньше никогда не звонил. Он набрал номер телефона Розалин Фалько.
– Простите, что беспокою, но я волнуюсь за сына. Судя по его рассказам, вы прекрасный человек, не могли бы вы поговорить с ним, а может быть, даже встретиться и как-то его поддержать?
– Да, да, конечно, я собиралась пригласить его на Рождество. Нельзя, чтобы человек встречал его в одиночестве, – живо отреагировала женщина, которая тоже в последнее время стала беспокоиться за брата.
Розалин удалось дозвониться до Дэвида поздно вечером. Женщина требовала с него обещание прийти к ним на следующий день в гости. Дэвид не привык разбрасываться обещаниями, поэтому приехал в канун Рождества к дому Розалин в Квинсе. Женщина заметила изменения в облике брата. Он явно перестал за собой ухаживать. Вьющиеся волосы выглядели непричесанными и грязными, он выглядел не столько потолстевшим, сколько обрюзгшим, а на лице появилась странная, появляющаяся не к месту улыбка. Дэвид выглядел ровно так, как выглядят все люди, которым пришлось провести длительное время в изоляции. Напряжение, вызванное общением, было столь сильным, что Дэвид то и дело терял контроль за своим лицом, падая в поток собственных мыслей. Чуть позже к Розалин пришла Бетти. Она выглядела как никогда хорошо. На женщине было новое платье в стиле 1950-х. Длинные, вьющиеся каштановые волосы были аккуратно уложены и сейчас струились и блестели так, как обычно показывают в рекламе средств для волос. Женщина принесла с собой пирог своего приготовления и рождественские подарки. Глядя на Дэвида, она привычно и немного по-актерски заплакала, но Розалин вовремя одернула ее, указав на дочь, которой не нужно было бы знать всех подробностей их семейной истории.
В тот вечер Дэвид привычно подарил племяннице мешок со сладостями и кое-какие игрушки, а Розалин подарила ему несколько новых модных пластинок. Бетти тоже приготовила подарок для сына. Она запомнила, как тот рассказывал, что у него сломался последний нож, из-за чего он перестал готовить себе еду. Женщина подарила ему очень красивый охотничий нож для мяса. Черненое лезвие пряталось в специальный футляр, а ручку можно было подвесить на ремень джинсов с помощью специального крепления. В этом случае, правда, ручка начинала врезаться ему в живот.
– Ничего, повод сесть на диету, – рассмеялся он.
Дэвид попрощался со всеми и отправился к машине. Ему хотелось сейчас поездить по улицам Нью-Йорка и немного прийти в себя после этого вечера. Сейчас он чувствовал примерно то же, что обычно испытывал после посещения службы в церкви. Минуту назад он был чем-то большим, стеклянная стена между ним и людьми исчезла и он наслаждался ощущением единения и причастности к чему-то важному, но сейчас к нему вдруг пришло чувство декоративности, фальши, придуманности картинки, которая не имела ничего общего с реальностью.
Итак, как и прежде,
Нам суждено
Встретиться нежно.
Я думаю, что время пришло,
Поздороваться нужно, но как?
С Днем Матери!
P. S. Ты была мне матерью очень специфическим образом. С любовью, Р.Ф
[8].
Открытка ко Дню Матери, которую Дэвид послал Бетти Фалько в 1975 г.
Нет более прекрасного города, чем Нью-Йорк в канун Рождества. Украшенный сотнями искусственных огней, поздравительных табличек и объявлений о распродажах, этот город создает ощущение постоянного праздника, который с кем-то другим. Семьи с детьми спешат забежать в ближайшее кафе, чтобы заказать себе пиццу со всеми возможными ингредиентами. Парочки целуются на мостах, в парках и на катках. Подруги смеются, обсуждая недавно просмотренный фильм. Все невероятно счастливы и куда-то спешат, а из колонок, установленных в каждом магазине, салоне или прачечной, звучат рождественские гимны. Если вы погружены в предрождественскую суету, то вы не заметите того, как прекрасен этот город, но если вы вдруг решили оглянуться и посмотреть на то, как прекрасен Бродвей декабрьским вечером, вы поймете ту пустоту, которую чувствует одинокий человек перед лицом общего праздника.
Из района, в котором жила Розалин, он выехал в квартал Джамэйка, проехал мимо офиса охранной компании, в которой вроде бы еще числился. Дэвид почувствовал поток ярости, направленный на своего начальника. Из-за того, что у него нет разрешения на хранение оружия, он не получил прибавки к зарплате и не смог за все это время скопить хоть сколько-нибудь существенную сумму. Ему нужно оружие, оно жизненно необходимо в Нью-Йорке абсолютно всем. Проблема в том, что в этом городе всегда было сложнее всего получить лицензию на покупку или хранение оружия, так как он и без того считался мировой столицей убийств. Республиканцы считали, что это как раз из-за того, что у людей нет возможности носить с собой оружие, а демократы обычно затыкали им рот гуманистическими лекциями о вреде оружия. В этот момент Дэвид почувствовал ненависть к демократам.
Он выехал из Джамэйки в квартал однотипных домов Квинсбридж. Даже здесь, в царстве мрачного социального жилья, чувствовался праздничный дух Рождества. Мост между Квинсом и Манхэттеном был щедро украшен огнями, а все магазины поблизости выставили декоративные елочки при входе. Дэвид пересек мост и проехал насквозь весь праздничный и гудящий Манхэттен.
После шума и блеска Манхэттена Бронкс показался ему большим заброшенным городом, из которого куда-то делись все жители. Он хотел было свернуть на Барнс-авеню, но передумал и отправился в Co-оp-сity. Здесь он припарковал машину и вышел побродить между знакомыми с детства домами. При виде прохожих он то и дело неосознанно дотрагивался до рукоятки ножа, больно врезающейся в живот.
Он свернул на бульвар Co-оp сity, откуда можно было пройти к его родному дому или отправиться к набережной и парку. Бульвар представлял собой широкую и пустынную улицу. По замыслу архитекторов предполагалось, что на первых этажах всех домов на улице будут открыты многочисленные магазины, бары и маникюрные салоны, но на деле идея оказалась провальной с финансовой точки зрения. Люди не хотели здесь тратить свои деньги, предпочитая ходить или в более престижные, или в более дешевые места. Поэтому бульвар быстро превратился в неуклюже пустынную и широкую улицу, на которой работало несколько химчисток и один продуктовый супермаркет. В этот момент Дэвид увидел, как из дверей продуктового магазина на улицу вышла женщина в тяжеловесном пальто в пол и с множеством сумок в руках. Она явно спешила домой, чтобы успеть приготовить что-то к праздничному столу.
Женщина свернула в сторону родного дома Дэвида. Берковиц следовал за ней, то сокращая расстояние между ними, то давая женщине пройти немного вперед. Нож в очередной раз больно врезался в живот. Дэвид вытащил его из импровизированных ножен и побежал в сторону женщины. Оказавшись на расстоянии десяти сантиметров от нее, он с усилием воткнул ей в спину нож. Лезвие не поддавалось. Потребовалось навалиться всем телом, чтобы лезвие прорезало толстую ткань пальто и вонзилось в тело. Женщина издала звук, слабо напоминающий крик, и обернулась. Дэвид успел вытащить нож. Испугавшись того, что женщина увидела его лицо, он вонзил ей лезвие в грудь.
