– Что успел?
– Твоя… твоя борода. Когда ты её сбрил?
Он потирает подбородок и улыбается.
– Моя борода? У меня со времён студенчества не было бороды. О чём это ты?
– Борода, пап. Та, которую ты всё грозишься сбрить, потому что мама её терпеть не можешь, но так никогда и не сбриваешь. Вот эта борода!
Его улыбка становится озадаченной – будто он пытается понять шутку.
– Ну, значит, я её сбрил, э?
Ладно, понятно. Про бороду он шутит. И про студенчество. Папа никогда не учился в университете. Но телефон…
– Я не могу найти телефон, пап. Ну знаешь, мой сотовый, мобильный, «дьявольское устройство», как ты его называешь, «карманную звонилку»… Я, э… потеряла его. – Я запинаюсь, потому что папа смотрит на меня так, будто я чокнулась. А потом снова улыбается.
– Думаю, ты действительно потеряла его, милая. Не знаю, что с тобой такое. Но что бы ты ни потеряла – мы непременно это найдём. А если тебе не нравится цвет твоих стен, об этом мы тоже поговорим. Неважно, бери-ка вот это и бегом-бегом-бегом! Сегодня в школе важный день, а? Вся эта подготовка к празднику ВВВ. – Он вручает мне бумажный пакет, внутри которого сэндвич с жареным яйцом. – Все сегодня опаздывают. Мама только что убежала, а Алекс до сих пор валяется. Подростки, э? Да и ты недалеко ушла. Теперь шагай!
Мама только что убежала? Куда? Парком они управляют из переделанного под офис гаража. Но папа подгоняет меня к двери.
– Пап – стой! Я сегодня проснулась в мокрой одежде и… – Я на секунду отвлекаюсь: на вешалке в прихожей висит куртка, которую я не узнаю. Голова болит. – Пап? Мне приснился ужасно странный сон…
– Ну хватит, Мина, ты опоздаешь! – Через миг папа суёт мне в руки школьную сумку и целует в макушку. Дверь за мной захлопывается, и я стою на крыльце, держа тёплый пакетик с едой.
Какого.
Фига.
Происходит?
Со мной явно что-то случилось, пока я спала.
Мысль о том, чтобы не опоздать в школу, пожалуй, волнует меня меньше всего. Я иду по дорожке вдоль живой изгороди так медленно, как только могу, и с каждым шагом моя затуманенная голова проясняется всё сильнее. На улице тихо, будто утро и правда совсем раннее. Обычно в это время я слышу шум машин в конце дорожки. А если подумать, и запах их обычно чувствую. Но сегодня я слышу только птиц, а пахнет только живой изгородью, морем вдалеке, испаряющимися под утренним солнцем лужами и… чем-то ещё, чем-то немного рыбным и тухлым…
Тот сон. Кобака, пещера…
Вот только это был НЕ сон.
Сны так хорошо не запоминаются, правда? Ты не помнишь точных деталей того, что привело в странную ситуацию, в которой ты оказался. Ты помнишь всё только до определённого момента, потому что… ну, потому что именно в этот момент сон и начался, наверное.
Я же могу прекрасно восстановить все события.
Пещера? Кобака; мы с Мэнни тащим велики к набережной; гонка в сумерках; Мэнни и его сюрстрёмминг…
Вместе с мыслью о сюрстрёмминге появляется воспоминание о его запахе. Он был у меня на ладонях. Душ я с утра не принимала. Я подношу ладонь к носу, вдыхаю и…
Запах на месте! Совсем слабый (к счастью), но пахнет явно ферментированной селёдкой.
Значит, это всё мне точно не приснилось, так ведь?
Я снова принюхиваюсь, просто чтобы убедится, и морщусь от вони. Я напрягаю мозги, пытаясь вспомнить, как оказалась дома после пещеры, но в голове пусто.
Я дошла уже до конца дорожки. То, что я вижу дальше, просто…
Что ж. Если я скажу «взрывает мозг», то, пожалуй, не очень-то и преувеличу.
Глава 11
Я выхожу между высоких живых изгородей на широкий тротуар сбоку дороги, ведущей от Уитли-Бэй к Ситон-Слуису.
Обычно по утрам на этой дороге довольно оживлённое движение. Чуть выше стоят несколько светофоров, и там скапливается куча машин – они сигналят, двигатели ревут, мотоциклы рычат, велосипедисты снуют туда-сюда, и всё это, как серой овсянкой, облеплено облаками выхлопных газов.
Я стою на тротуаре, и то, что я вижу, настолько перегружает мои чувства, что мои пальцы разжимаются, и пакет с сэндвичем плюхается на землю.
Тут, конечно, есть автомобили, но их гораздо меньше и они совсем не похожи на те, что я когда-либо видела. Некоторые смутно смахивают на машины, но большинство выглядит просто как здоровенные приземистые сигары с дырками наверху, в которых сидят люди. В основном дырок по две, но я замечаю автомобиль и с тремя – пассажиры сидят в ряд и улыбаются. Тут и там виднеются тихонько позвякивающие трёхколёсные велосипеды с рулями и широкими сиденьями, как рикши. А другие, формой напоминающие узкие гидроциклы, везут одного-двух пассажиров. Колёса у всех скрыты под днищем, так что создаётся впечатление, будто они летают.
А цвета! Все машины ярко выкрашены, на многих разные узоры и полированный хром, и все относительно тихие. Их двигатели издают свист, но достаточно приглушённый, чтобы люди могли беседовать и здороваться друг с другом, проезжая мимо. Никаких выхлопов, никакого запаха, никакого шума.
Я быстро смотрю по сторонам. Тут что, фильм снимают? Я на съёмочную площадку забрела? Это правда кажется единственным объяснением. У нас постоянно снимают тот сериал про старого детектива и его собаку – я их кучу раз видела, – но у киношников всегда здоровенные грузовики, осветительные приборы и всё прочее, а сейчас ничего подобного не видно.
Заворожённая представшим передо мной зрелищем, я едва ли замечаю, как кто-то подходит ко мне и говорит:
– Извини! Ты кое-что уронила!
– Ох. Спасибо. – Я наклоняюсь за сэндвичем, а окликнувшая меня леди улыбается, проходя мимо. Она одета очень ярко, но в остальном кажется обычной. Я стою на коленях, подбирая свой завтрак, когда вижу самое поразительное.
У этих гидроциклов нет колёс! Я наклоняю голову ещё ниже и заглядываю под них.
Да – я точно вижу только противоположную сторону дороги.
Да и у многих других машин колёс нет! У сигароподобных в том числе. Они совершенно точно летают. И не неуклюже как-нибудь, а твёрдо и размеренно, будто плывут по воздуху! Скользят себе вперёд, ничем не поддерживаемые. Я стою на четвереньках и просто таращусь.
Леди остановилась и вернулась. Первыми я замечаю её розовые туфли, а потом смотрю вверх, обращая внимание на ярко-оранжевую юбку и пиджак в тон, и наконец вижу её лицо – немолодое и улыбчивое, но озадаченное.
– Ты в порядке, дружок? – спрашивает она. Голос у неё добрый, но слегка надломленный, как у совсем стареньких людей, хотя стоит она вообще не как старушка. – Ты поранилась?
– Что-то… что-то происходит? – говорю я. – Тут фильм снимают или что? – Она смотрит на меня с недоумением, так что я добавляю: – Эти… типа машины. – Заикаясь, я встаю на ноги. – Они… л-летают!
