Я с трудом сглатываю и хриплю:
– Идёт.
Мэнни машет папе, а я влезаю в огромную сигару.
Глава 15
Если бы я только могла расслабиться и насладиться поездкой в огромной летающей сигаре! Но нет, меня тошнит от страха. Не перед самим этим транспортом: он классный. Всё потому, что я решила попытаться вернуться.
Что бы это ни значило…
Я наблюдала за этим человеком, моим папой в этом мире, и он знает: что-то не так. Я пытаюсь вести себя совершенно обычно, но кажется, мне это не очень удаётся.
Но как я могу быть честной насчёт происходящего? Раньше папа был смешным и всё такое и я ужасно его люблю, но в последнее время он стал очень ворчливый и уже сто лет не шутил. У него появилось новое любимое выражение – «Бред собачий!», которым он пользуется в самых разных ситуациях.
1. Когда смотрит новости по телику. Если, например, премьер-министр говорит что-то, с чем он не согласен (как, если честно, чаще всего и бывает)… «Она несёт бред собачий!»
2. Если из школы присылают записку или имейл с просьбой дать какое-нибудь разрешение, или что-нибудь подписать, или прийти на собрание… «Это просто бред собачий!»
С этим папой тоже так будет? Я представляю:
3. «Пап? Всё какое-то странное».
«Что за бред собачий ты мелешь!»
Когда мы подъезжаем к дому, паркуя сигару на какую-то стальную зарядную панель (наверное), я потею и заикаюсь, нервно озираясь вокруг. Я пытаюсь вылезти так же, как залезла, и папа начинает смеяться.
– Просто открой боковую панель, милая! – хмыкает он и нажимает какую-то кнопку. Раздаётся тихое шипение, и панель отъезжает вниз, позволяя мне без труда выбраться. Папа всё ещё улыбается, когда я отхожу и любуюсь этим багровым транспортом. Спереди у него такая решётка из чёрного металла, как у машины – я узнаю логотип БМВ. Сзади написано «Глайд 200». Я провожу по гладкому корпусу: он не холодный, как сталь обычных автомобилей. Стучу по нему костяшками пальцев; на пластик тоже не походит. Я начинаю представлять разговоры в школе:
«Ну да, у моего папы «БМВ Глайд 200»».
«Класс! У нас «Кадиллак Орёл»: пять тысяч километров на одной подзарядке!»
Я ловлю себя на мысли о классическом мотоцикле «Нортон», принадлежащем Моди, и гадаю, что она сказала бы насчёт всего этого…
– Вернусь через минутку, пап! – кричу я. Он уже вошёл в дом. – Надо кое-кого повидать!
Над живой изгородью, как обычно, поднимается тонкая струя дыма, и моё сердце слегка подскакивает.
Не то что я думаю, будто Моди сможет ответить на все мои вопросы; просто когда я сижу с ней, мне становится спокойнее, а прямо сейчас мне совсем не помешало бы немного спокойствия. Даже если я ляпну какую-нибудь глупость, я знаю, что Моди не станет осуждать меня так серьёзно, как другие.
Заворачивая за угол, я вижу, что она стоит ко мне спиной и возится с чем-то на верстаке. В буржуйке горит огонь, но хлипкого потёртого диванчика на месте нет.
Тем не менее я так рада быть здесь, что чувствую себя слегка дерзкой и беззаботной. Я подхожу к Моди, легонько тычу её в ягодицу и говорю:
– Бу!
Стоило бы догадаться.
Женщина поворачивается – это не Моди. Это даже не женщина. Моё сердце обрывается ещё сильнее. В этом мире что, вообще всё по-другому?
Едва увидев его, я думаю «Как я вообще могла спутать этого человека с Моди?» Хоть он и был ко мне спиной, он высокий, широкоплечий, стоит прямее и у него нет седых кос. Наверное, мне так сильно хотелось, чтобы это оказалась она, что я проглядела явные различия. На лице этого старика написано абсолютное недоумение.
– О. Привет, Мина.
Я сгораю со стыда. По сути, думаю, в мире (причём в любом мире) нет ничего более кринжового, чем ткнуть незнакомца в ягодицу и сказать «Бу!» Вот только – ясное дело – я для него не незнакомка. Скорее всего, я дочь его босса, и он не станет мне хамить – но вот я только что повела себя по-хамски, так что я просто стою, чувствуя себя полной дурой, и не знаю, что делать.
Он откладывает отвёртку и говорит:
– Я могу тебе помочь?
Думай, Уилла, думай!
Я стою, разевая рот, как ненормальная, и оглядываюсь вокруг в поисках вдохновения – что угодно подойдёт.
– Я… я думала… – Я собиралась сказать «Я думала, вы – это не вы», но это тупо; к тому же я вспоминаю, что здесь никто никому не выкает. – Я думала, может, тебе, эм… помощь нужна?
Старик долгое время это обдумывает.
– Да нет, – наконец отвечает он. – Но спасибо, что спросила. Я тут скоро закончу. – Он кивает на что-то похожее на двухместный гидроцикл – сиденье приподнято, обнажая провода и всякие механизмы.
Мне ужасно не хочется просто неловко сваливать, так что я говорю:
– Правда? Круто, – будто понимаю, о чём речь. А потом добавляю: – А что это? Ну то есть я, ясное дело, знаю, что это. Ну да, это же… – И тут я понимаю, что не знаю названия таких штуковин. В конце концов я говорю: – Я хотела спросить, а что с ним не так?
– Ты что, забыла? Иногда у тебя в одно ухо влетает, а в другое вылетает, милая! Я же говорил тебе вчера: у него беда с ограничителем скорости и высоты – выходит за разрешённые рамки. Пока я его не направлю, этот лётик сможет взлететь высоко, как небольшой самолёт, и быстро, как птица!
Так вот это что такое – «лётик»! Я протягиваю руку и касаюсь тёмно-розового корпуса. Хромированные детали сияют, ни пятнышка ржавчины, а на значке сбоку написано «ШЕВРОЛЕ СУПЕРЛЁТ СПОРТ 212». Всё это навевает мне мысли о таких классических старых американских машинах. Тут есть даже штуковины, напоминающие акульи плавники, со встроенными в них задними фарами.
– Офигенно! – говорю я. Старик приподнимает брови, и я вспоминаю, как отреагировали ребята из школы, когда я произнесла это слово. – То есть, эм… опасно. Офигенно опасно!
Его лицо расслабляется.
– Да, Мина. И очень даже незаконно, в данный момент. Но это самый что ни на есть классический суперлёт! Надо подготовить его к параду.
Я начинаю въезжать.
– Ты про парад ВВВ, – говорю я, будто прекрасно в этом разбираюсь.
Он смеётся.
– Само собой. Если только тебе не известно о каком-то ещё параде?
– И ты сам его поведёшь?
– Мина, дружок. Я президент Северного клуба классических суперлётов. Я сам на нём поеду. Хе-хе!
(Видимо, слово «вести» в отношении таких штук тут не используют – как мы, например, не говорим, что «водим» велосипед.)
Я решаю, что этот старик-здоровяк мне очень даже нравится. Он весёлый, лицо у него дружелюбное, и я могла бы поклясться, что откуда-то знаю его, но если я останусь подольше, то наверняка ляпну ещё какую-нибудь глупость. Я замечаю кое-что, что может положить конец моей неловкости. Над дверью сарая висит нарисованная от руки табличка с надписью «ЗАМОК НОРМАНА» – и я решаю рискнуть. Ну то есть вряд ли уже будет хуже, правда?
