Кругом очень тихо. По-прежнему зажмуриваясь, я нюхаю покрывало. Оно пахнет правильно, так что я рискую открыть глаза. Первое, что я вижу, – это постер с Фелиной на стене. Это хорошо. Я решаюсь оглядеться ещё немного.
Моя странная разноцветная школьная одежда лежит на стуле. Но – постойте – она насквозь мокрая. Я была в ней, когда меня привезли прошлой ночью домой, ошеломлённую и усталую, в маминой машине. Нормальной машине. С колёсами… Комбинезон тоже тут, а защитные очки валяются на полу.
Я плохо помню, как вошла в дом, хотя память по кусочкам возвращается. Вот меня обнимает папа. Алекс что-то говорит. Девочка-Алекс, что важно… Я помню, как разделась и легла в постель…
Я спала как убитая, но теперь, кажется, совершенно проснулась. Всё остальное в моей комнате такое, каким и должно быть. Стены правильного цвета. Я в своей обычной пижаме. На часах 6:30 утра. Слишком рано, остальные ещё не проснулись.
В руке я по-прежнему стискиваю телефон.
Палец за пальцем я разжимаю хватку и переворачиваю телефон. Он сел. Сел ещё тогда, когда…
Когда я записывала речь Джона Ф. Кеннеди.
Это правда было?
Всё ещё немного ошалело, я кладу телефон на зарядную панель у кровати и жду. Я обнаруживаю, что едва могу сглотнуть – настолько я нервничаю, так что поднимаюсь и пью воду из-под крана, а потом замечаю, что мои щётка и паста снова стали нормальными.
Несколько секунд спустя моё сердце подпрыгивает: телефон мелодично звякает, оживая.
Дрожащим пальцем я включаю его и первым делом открываю галерею.
Вот оно: видео с гигантским экраном, на котором выступает человек, которому сто с лишним лет. Последнее из того, что я сняла. Я нажимаю «воспроизведение». Я почти не дышу.
– Мои соотечественники американцы, мои соотечественники… люди!
Я лихорадочно пролистываю остальную галерею. Всё на месте. Все мои фотки. Все видео. Ничего не пропало!
Вот теперь я могу вдохнуть! Если точнее, я дышу слишком быстро и пытаюсь замедлиться.
Вдох, два, три, четыре…
Ой, да пофиг.
– Мам! Пап! Алекс! АЛЕ-Е-Е-Е-Е-ЕКС! – ору я во весь голос. – Ма-а-а-ам! – Я выбегаю из комнаты в коридор, визжа, вопя, смеясь как безумная и колотя в их двери. У меня есть доказательства!
– Получилось! Получилось! Крышкануться, ПОЛУЧИ-И-ИЛОСЬ!
Глава 50
Я тут же звоню Мэнни. Гудки идут и идут, и с каждым гудком я беспокоюсь всё сильнее и сильнее, пока спустя, по ощущениям, целую вечность, он наконец не отвечает.
– У тебя получилось, – говорим мы оба, а потом: – Да!
– Как ты себя чувствуешь? – интересуется Мэнни.
Мне приходится задуматься.
– Странно.
– Я тоже. О господи!
– Что, Мэнни, что?
– Ничего. Просто… память возвращается. Тот запах. Подожди. – Следует пауза, и я слышу шуршание постельного белья. Потом раздаётся безумный смех. – Так и думал. Я наступил в кобачьи какашки в пещере. Они так и остались у меня на ботинке!
Я вспоминаю пещеру и кобаку.
– Кобака, – говорю я. – Думаешь, она жива?
– Она помогла нам, Уилла. Надеюсь, что жива, но она казалась очень… слабой, что ли. У тебя получилось, кстати? С фотками?
– Приходи как сможешь, Мэнни, – говорю я. – Ещё как получилось!
Мы сидим и смотрим то, что я наснимала, – я, мама, папа, Алекс и Мэнни – подсоединив мой телефон к ноутбуку Алекс. Мы с Мэнни рассказываем обо всём, показывая фото парка отдыха и знака с прадедушкой Роджером, похожим на дядьку с логотипа KFC, видео си-мобилей, людей в яркой одежде и кобаки, писающей в кустах. Иными словами, обо всём, что я вам только что рассказала.
Как и следовало ожидать, на это уходит целая вечность. Мне приходится то и дело останавливаться и объяснять что-то, и я жалею, что не сделала ещё больше фоток и не сняла ещё больше видео. Например, в школе я вообще не снимала. Я даже не была в школе во второй раз. (Может, оно и к лучшему. Если бы кто-то из моего класса это увидел, они бы с ума сошли.)
Мама и папа особенно добры к Мэнни. Ну знаете «Ещё тост, Мэнни, дружок?» – всё в таком духе. Мне кажется, они чувствуют себя немного виноватыми, поскольку теперь стало очевидно, что мы говорим правду, и он не какой-нибудь хулиган, который на меня дурно влияет.
Мама, которая питает большой практический интерес к починке всяких вещей, хочет побольше узнать про летающие машины. Она восхищённо смотрит видео, то и дело приближая и останавливая, и задаёт вопросы о том, как они работают, – на которые я просто не могу ответить.
Папу же завораживают фото парка отдыха, и он приговаривает «Никогда не думал, что всё может быть так».
Алекс просто ошарашенно молчит с отвисшей челюстью. Она как будто не может поверить собственным глазам, хотя выбора у неё нет.
Я стараюсь понезаметнее пролистнуть ту фотку, где мама с папой целуются у холодильника. Алекс её видит и отлистывает назад.
– Ой, фу! – восклицает она. Мама с папой изображают смех, но я вижу, что им неловко. В последнее время с поцелуями у них не очень.
А потом появляется то, чего я до этого не видела.
Я жму на паузу, как только на экране возникает лицо Алекса. На заднем плане виднеется красная телефонная будка, внутри которой стою я. Видимо, он снял это, когда я говорила по телефону с Мэнни. Я отдала ему свой мобильник подержать, пока скармливала монетки в щель под телефонным аппаратом. Я даже не знала, что Алекс разобрался, как им пользоваться.
– Мам. Пап. Алекс? – говорю я. Сердце колотится как бешеное. – Это видео я раньше не видела. Я не уверена, что… оно… это может оказаться немного, ну… скажем так…
– Ой, да бога ради, – фыркает Алекс и жмёт на пробел, запуская видео.
– Мам, пап, Алекс – то есть девочка-Алекс, ха-ха! Крышкануться! Вы меня не знаете, и мы вряд ли когда-нибудь встретимся. Но я Алекс Шафто. В вашем мире я вас покинул, когда был совсем маленьким. Мина – или для вас Уилла – рассказала мне про, эм… меня. – Он немного печально смеётся и отводит взгляд от камеры, раздумывая, что сказать дальше.
Я кидаю взгляд на маму – по её щеке уже катится слеза.
– Эм… так странно, что я не знаю, что вам сказать. Только то, что если всё сработает, то знайте – Уилла говорит правду. Всё это действительно случилось. Мне бы хотелось встретиться с вами, потому что в моём мире мои мама с папой очень даже укатные, и они любят друг друга, и как и все здесь, они разговаривают вместо того, чтобы ругаться. Я, наверное, никогда вас не увижу, но… О-оу, Мина возвращается. Мне пора! Люблю вас!
Мама всхлипывает и утирает глаза. Она встаёт с дивана, подходит к камину и берёт с каминной полки фото малыша Александра в рамке. Я вижу, как вздрагивают её плечи: она тихо плачет. Папа подходит к ней, приобнимает одной рукой и целует в макушку.
