– Кран, что ли, слишком высоко? – уточняет она.
Папа Стейка смеётся. И объясняет, что крана никакого нет, и душа, собственно, пока тоже. «Чикаго», знаете ли, не самый современный дом. Нет, он хотел попросить у них лестницу, чтобы самому смастерить летний душ в саду.
Мама склоняет голову.
– Ой-ой-ой, должно быть, тяжело вам там приходится?
– Нет-нет, – снова смеётся папа Стейка. – Там великолепно! Боже, как хорошо жить на природе! Только нам со Стефаном не мешало бы вымыть голову.
Мама украдкой смотрит на его волосы, но папа Стейка натянул шляпу от солнца аж до самых ушей.
– Если хотите, можете принять душ у нас, мы будем только рады, – предлагает мама.
Нет-нет, что вы, это ни к чему, говорит папа Стейка. Обычный душ, как в городе, – это как раз то, от чего люди и сбегают в деревню!
Мама суёт ноги в белые сабо, Хедвиг – в цветастые. И они идут к амбару.
– А горячая вода у вас есть? – спрашивает мама и двумя ногами сразу перепрыгивает через курицу, которая решила снести яйцо прямо посреди двора.
– Да ну, глупости всё это, – отмахивается папа Стейка. – В такую жару хочется ледяного душа.
– Это точно. Но если будет холодно, вы же сможете согреть немного воды на плите? Дровяная плита у вас есть?
– Конечно есть! Непременно согрею.
Они выносят из амбара лестницу. Папа Стейка смотрит на Хедвиг.
– Не хочешь к нам заглянуть? Стефан сказал, вам надо обсудить какой-то план.
На самом деле Хедвиг совсем не хочется никуда уходить. Всё неприятное, что случилось вчера у бабушки, до сих пор лежит на дне живота тяжёлым противным камнем. Но мамины брови поднимаются метра на два, и она спрашивает:
– Ну и ну, что за план?
И Хедвиг ничего не остаётся – она хватается за второй конец лестницы и идёт за папой Стейка.
Дорога пылит, затылок папы Стейка взмок от пота.
– Понимаешь, тут просто нужна смекалка, – говорит он. – Вот увидишь, и в деревне прекрасно можно принимать душ!
– М-м.
Стейк сидит на крыльце и читает комикс. «Фантом». Увидев Хедвиг, он скручивает журнал в трубочку и запихивает в задний карман. Хедвиг не раз обращала внимание, что Стейк вечно ходит в брюках и майке с длинными рукавами, хотя на улице двадцать восемь градусов. Сама она в такую погоду предпочитает носить как можно меньше одежды.
– Хорошо, что ты пришла, – говорит Стейк, пока папа оттаскивает лестницу к узловатой вишне в саду. – We have things to do.
– Что?
– У нас есть кое-какие делишки. Как было у бабушки?
– Нормально, – бормочет Хедвиг, пожимая плечами.
Стейк смотрит на неё, ожидая продолжения, но продолжения не следует, и он суёт большие пальцы в карманы.
– Ясненько.
– А что именно мы должны сделать? – спрашивает Хедвиг.
– Подготовить план. Номер три. На этот раз простой. Но чертовски опасный.
Хедвиг замирает.
– И какой?
Стейк задумчиво пощипывает подбородок.
– У тебя есть бинокль? – спрашивает он.
– Ну… у папы есть.
– А тебе его можно брать?
– Нет!
Хедвиг совсем не хочется идти к Глюкману, чтобы оставить у него в саду ещё и папин бинокль. Во всём надо знать меру.
– Ясненько, – говорит Стейк. – Но план мы всё равно провернём. Хотя без бинокля, конечно, будет ещё чертовски опаснее.
– Э-эй, можете подойти на секунду, мне нужна помощь! – кричит папа Стейка.
Он стоит на коленях под вишней и пробивает гвоздём дырки в старом ведре. Стейк и Хедвиг неохотно подходят, он показывает на днище и говорит:
– Душ!
– Неа, – говорит Стейк. – Ведро с дырками.
– Подожди, увидишь, – смеётся папа.
Он привязывает верёвку к ручке ведра, залезает на лестницу и перекидывает верёвку через ветку.
– О’кей, привязывайте!
Стейк и Хедвиг привязывают второй конец верёвки к ветке пониже. Тем временем Стейк шёпотом излагает свой план номер три.
– Короче. Ложимся в засаду возле дома Глюкмана. Ждём, когда он выйдет. А потом просто входим и берём фотоаппарат. Вот и всё.
Хедвиг смотрит на него во все глаза. Ни за что! Ни за что в жизни она не войдёт в дом Глюкмана! Она прям видит, как у него там внутри: не прибрано, грязно, наркотики в каждом углу и крысы в кладовке. А вдруг он вернётся?
Именно для этого и нужен бинокль, объясняет Стейк. Будь у них бинокль, они бы следили за Глюкманом и спокойненько убежали, прежде чем он объявится. Но раз некоторые не могут раздобыть бинокль, то что уж там, ничего не попишешь.
– Вообще-то… – Хедвиг покусывает нижнюю губу. – Мама вроде не спрашивала про фотоаппарат. Может, она больше не собирается фотографировать. Может, ну его, оставим всё как есть?
– Просто пока ей не попалось ничего такого, что нужно сфотографировать! – отвечает Стейк. – Но в один прекрасный день это случится!
– Да, наверно…
Стейк скрещивает руки.
– Представь, однажды ночью на вашем пастбище приземлится летающая тарелка со светящимися в темноте китайцами. А фотика нет! Как думаешь, что она скажет?
– Нда…
– Ну скоро вы там? У меня руки затекли!
Папа Стейка, всё это время державший ведро над головой, смотрит на них страдальческим взглядом.
– Готово! – говорит Стейк и отдаёт честь.
– Роскошно! Принесёте водички, а я пойду плавки надену?
Он залезает в окошко, которое до сих пор служит дверью. Хедвиг и Стейк идут к колодцу и опускают ведро.
– Я подумаю, – мямлит Хедвиг.
– Только не слишком долго. А то оглянуться не успеешь, а летающая тарелка тут как тут, – отвечает Стейк и, покрякивая, вытаскивает полное ведро воды. – Ну а как там оловянные солдатики?
– Что?
– Солдатики, которых тебе должны были подарить. И моя лошадка.
– М-м, неа… мы не успели. Не до того было. Мы столько всего интересного делали. В следующий раз, наверно.
– Ясненько.
Хедвиг пробует воду. Указательный палец коченеет от холода. Вода – из самого глубокого подземелья.
– Подогреть не хотите? – спрашивает Хедвиг, когда папа Стейка выскакивает из дома в зелёных плавках и с лоснящимися волосами.
Папа Стейка бросает полотенце на траву и делает вид, что не слышит.
– Он не умеет разводить огонь в плите, – шепчет Стейк. – Он пробовал несколько раз, но дрова никак не занимаются. Мы уже целую вечность не ели ничего жареного или варёного.
