Надо разбудить маму и папу. Они должны всё узнать, вызвать полицию, военных, кого угодно!
До маминой и папиной спальни недалеко, но эти несколько шагов кажутся бесконечными. Вдруг Глюкман выскочит из тени за диваном или телевизором? Призраки могут находиться в тысяче разных мест одновременно. Их крик может раздаваться в лесу, хотя они стоят, притаившись, у тебя за спиной.
Когда Хедвиг наконец касается ручки двери, происходит такое, что произойти никак не должно.
В дом стучат.
Хедвиг врывается в спальню и накидывается на храпящего папу.
– Стучат! К нам стучат!
Папа садится, запутавшись в простынях. Спросонья он ничего не понимает.
– А? Что? – Папа зажигает лампу на столике у кровати. Мама хлопает глазами.
– Кто-то стучит, – пищит Хедвиг.
Папа навострил уши и слушает. Потом качает головой.
– Тебе показалось, Хедвиг. Ложись к нам, если не можешь уснуть.
– Нет, не показалось, я слышала! И ещё я слышала, как кто-то…
– Тихо! – Мама подняла указательный палец. – Хедвиг права. В дверь стучат.
Папа встаёт, натягивает штаны и клетчатую рубашку. Потом идёт к лестнице. Как ему только не страшно.
– Нет! – кричит Хедвиг и бежит за ним.
Мама уже догнала их. Она надела халат и протёрла глаза.
Хедвиг тянет и дёргает папу за рубашку.
– Не открывай! Я слышала, как кто-то кричал!
– Тогда тем более надо открыть, – высвобождаясь, говорит папа.
Мама берёт Хедвиг за руку.
– Ну-ну. Не бойся.
Но Хедвиг ещё как боится – так сильно, как никогда ещё не боялась.
– Это может быть опасно!
Всё пропало, думает она. Сейчас папа откроет дверь, а там скелет в сапогах и с чёрными дырами вместо глаз. Из дыр выползет тысяча червяков, они, извиваясь, проникнут в дом и сожрут нас. А призрак Глюкман будет стоять и смеяться.
Папа поворачивает ключ. Хедвиг вся сжимается у мамы за спиной, от ужаса разболелся живот.
Папа открывает.
На крыльце стоит кто-то высокий и статный и стучит зубами. Обычно этот человек выглядит довольно стильно, но сейчас он похож на мокрую, жалкую тряпку. С жёлтой хлопчатобумажной куртки льётся вода, сандалии все в грязи.
– Я не могу! – воет папа Стейка. – Я не могу разжечь этот чёртов огонь! Стефан уже посинел от холода!
Папа Хедвиг знает, что надо делать. Он быстро надевает сапоги и плащ, нахлобучивает на голову зюйдвестку и бежит к амбару за инструментами для чистки дымохода. Папе Стейка тем временем выдают полотенце и сухую майку, мама греет на плите воду для чая.
Вот уже папа Стейка немного обсох и кажется не таким жалким. Он облегчённо вздыхает и разглядывает тёплый уютный дом. Мама зажгла лампы.
– Как тут хорошо, – говорит папа Стейка. – А ведь у вас точь-в-точь как в обычном городском доме.
Мама кивает.
– Немного неудобно жить без электричества, да? – спрашивает она.
– Да, пожалуй. – Папа Стейка отпивает горячий чай из кружки. – Только вот… раньше-то люди так и жили. И прекрасно обходились без электричества!
– Ага, – отвечает мама и протягивает ему бутерброд. – Только ещё они умели разводить огонь в печке.
Папа Стейка вздыхает.
Как они могут сидеть тут и болтать о всякой чепухе? Неужели никто не понимает, что может случиться? Хедвиг тянет папу Стейка за майку.
– Вы слышали крики? – спрашивает она. – Вот только что.
Папа Стейка задумчиво жуёт бутерброд.
– Вроде что-то слышал, – бормочет он. – Но я не понял, что это было. Такой странный звук.
– Ночью звуки иногда кажутся необычными, – объясняет Хедвиг мама. – Может, просто кровля на погребе скрипнула.
Что за глупости! Хедвиг знает, как скрипит кровля на погребе, и знает, как кричат призраки. Это совершенно разные звуки!
– А Стейк остался дома совсем один? – спрашивает она.
– Да. Он наотрез отказался идти со мной. Наверно, мокнуть не хотел.
Хедвиг вглядывается в чёрную ночь за окном.
Возможно, сейчас Глюкман залезает в окно «Чикаго». Возможно, через пять секунд Стейка уже не будет в живых.
Наконец дверь открывается, и входит папа с ядром и щёткой.
– Быстрее, – говорит Хедвиг. – Надо спешить.
– Да ладно, никакой особой спешки нет, – считает папа, но всё же достаёт зонтик для папы Стейка.
И они уходят прочь по тёмной, мокрой дороге.
И двух минут не прошло, а мама уже зевает и хочет пойти спать. Но Хедвиг не соглашается.
– Мы должны дождаться папу. Не то…
– Не то что?
Не то они так и не узнают, жив ли Стейк. И жив ли папа. Возможно, Глюкман уже притаился в «Чикаго» и поджидает их. И, когда они войдут и увидят на кровати бледного окровавленного Стейка, Глюкман с жутким воем набросится на них и прикончит.
Ага, теперь-то я понял, что это были за крики, успеет перед смертью подумать папа Стейка.
– Не то я не усну, – отвечает Хедвиг. Чтобы снова не слушать эту идиотскую теорию про кровлю на погребе.
Ночь выдалась длинная. Мама всё-таки уснула – на диване, а Хедвиг сидит, прямая как свечка, и ждёт. Не такое уж это долгое дело – прочистить дымоход. Хедвиг точно знает. Когда папа чистит трубу в «Доме на лугу», это занимает семь или восемь минут. А его нет уже целых полчаса.
Хедвиг дёргает маму.
– А ты знала, что Глюкман ест червяков? – шепчет она. – А? Знала? Он их ест, ага.
– Если он так сказал, то просто чтобы попугать тебя, – смеётся мама. – Наверно, он нёс их на компост, только и всего. – Мама зевает и гладит Хедвиг по щеке. – Ты его не слушай. Бритт-Ингер из Кюмлы с ним когда-то работала, она говорила, что Глюкман немного странный. Употребляет наркотики и всякое такое.
Хедвиг молчит. И думает: она была в саду у Глюкмана. И у него нет никакого компоста.
Хедвиг просыпается оттого, что папа подхватывает её своими сильными руками, относит в их с мамой большую кровать и осторожно кладёт посерединке.
– Стейк жив? – полусонно спрашивает Хедвиг.
– Конечно жив, креветка. До смерти так легко не замёрзнешь. Теперь у них горит печка, им тепло и хорошо.
Пошатываясь, приходит мама и сразу падает в постель. Прежде чем провалиться в сон, Хедвиг слышит, как они шепчутся.
– Бедолаги, – говорит папа. – Представляешь, они всё лето лазили в дом через окно!
– Что? – удивляется мама. – Почему?
