Жёлтые стены молчат. Повсюду висят рисунки, а в шкафчике со стеклянной дверцей стоит чучело хорька. Хорёк довольно ухмыляется. Наверно, смеётся над Улле. Сам-то он шнурки одной левой завязывает.
– А в твоей старой школе такие кубики были? – спрашивает Хедвиг.
– Не-а. Учительница сказала, что это не страшно, что я не умею. Что придёт время, и я просто пойму, как это делается. Она была намного добрее.
– Почему вы переехали?
– Мы купили новый дом. Мама хотела иметь конюшню.
– У вас есть лошади?
– Не-а, но заведём, когда будут деньги.
Улле подносит руку ко лбу и сдвигает повязку выше. Она синяя. Или скорее лиловая? Где-то посередине. Хедвиг вздыхает. Ох уж эти повязки, есть в них что-то такое… Перед ними просто невозможно устоять. Хочется крикнуть: дай сюда! И схватить, и проглотить целиком.
– Как же ты медленно завязываешь, – бормочет Хедвиг и ударяет ногой по его ноге.
Бамс.
– Ничего не медленно.
Бамс.
– Медленно.
Бамс.
– Нет.
Бамс.
– Да.
– Но ты же сама сказала, что мне надо тренироваться.
Хедвиг вздыхает. Она заставляет свои ноги замереть и не двигаться. И снова берёт кубик, чтобы показать, как вязать бантик.
– Сперва узел.
– Мм.
– Потом петелька на левом конце.
– Э-э…
– Обводишь второй конец вокруг.
– Мм.
Внезапно Хедвиг понимает, что не может больше сидеть и вязать бантики. Это просто пытка! Жизнь проходит мимо. Ей нужно во что бы то ни стало пнуть Улле!
К счастью, Улле тоже хочется пнуть Хедвиг. На этот раз он начинает первый. Когда его нога со всей силы ударяет Хедвиг по коленке, она больше не может сдерживаться. Смех выскакивает из глотки, как газированный лимонад, и Хедвиг спешит поскорее дать сдачи.
И пошло-поехало. Остановиться просто невозможно. Позабыв про кубики и никому не нужные бантики, они думают только про пинки под партой. Они пинают сильней и сильней, и чем больнее, тем лучше.
– Кстати, у нас тоже есть конюшня, – сообщает Хедвиг.
Бамс.
– И сколько у вас лошадей?
Бамс.
– Нисколько.
Бамс.
– Зачем вам тогда конюшня?
Бамс.
– Потому что у нас овцы, неужели непонятно.
Бамс.
– Сколько?
Бамс.
– Сорок тысяч.
Бамс.
– Везука вам. – Улле долго смотрит на Хедвиг. Его взгляд мерцает – у некоторых людей в глазах как будто светятся звёзды! – К тому же вовсе я не буду ходить с развязанными шнурками, пока не состарюсь.
– Будешь.
– Нет, потому что шнурки мне будет завязывать жена.
– Да что ты говоришь.
– Она будет моей рабыней, и ей придётся делать всё, что я прикажу.
– Везука тебе.
– Ага. Только вот тебе невезука.
– Почему?
– Потому что это будешь ты. ХА-ХА-ХА!
Земной шар в руке
С синими коленками и лёгким сердцем Хедвиг вылетает из столовой, расположенной в отдельном здании рядом со школой. Бывают такие дни, когда чувствуешь себя великаном, правда? Всё кажется таким крошечным. Ботинки, школьный двор, даже воздуха и того слишком мало.
Линда еле за ней поспевает.
– Ну что, как ты думаешь, – пыхтит она, – он научится?
– А? Что? Может быть… Ну да, конечно научится!
– Я забыла, сколько у него повязок?
– Двадцать три.
– И одну он подарит тебе? Какая же ты счастливая.
– Мм.
– И какую ты попросишь?
– Красную, – отвечает Хедвиг. А потом вдруг как рванёт с места. «Красная повязка, красная повязка, ура!» – распевает весёлый и алчный голос у неё в голове. Конечно, она не сможет носить красную повязку в школе – равно как и ту, что лежит у неё в шкафу, ведь никто не должен знать, что она помогает Улле! Но это не главное. Главное, что повязка достанется только ей.
У школы они останавливаются. На крыльце стоит группа пятиклассниц… Но Сандры среди них нет.
– Она, наверно, сидит с Улле, – говорит Хедвиг.
Линда окидывает взглядом двор.
– Но где?
– Не знаю. Пошли поищем!
– Только осторожно! – пищит Линда. – Она такая вредная.
Они носятся вверх и вниз по пригоркам, как минимум два раза обегают вокруг сарая, потом бегут к качелям и снова возвращаются к школе. Там они останавливаются перевести дух.
– Мы уже всюду посмотрели, – говорит Линда. – Их нигде нет.
Хедвиг грызёт указательный палец.
– Знаю, роща!
Она снова срывается с места. Мелкие камни летят из-под ног. Линда не отстаёт ни на шаг. Воздух сегодня влажный, Хардему как будто накрыли подушкой из белого молочного тумана. В нос проникает запах земли и тёмных, покрытых холодным потом листьев.
На тропинке, ведущей в рощу, стоит Камилла Хёк и другая девочка, Мария, или как её там. Завидев, что к ним трусят Хедвиг и Линда, они выпячивают грудь колесом.
– Чего вам надо? – спрашивает Камилла.
– Ничего, – отвечает Хедвиг. – А что вы делаете?
– Сторожим.
– Чего сторожите?
Мария и Камилла переглядываются. Мария скрещивает руки на груди.
– Сандре и Улле Бэку нельзя мешать.
– Кто это сказал?
– Сандра, конечно, а ты как думаешь, – говорит Мария.
– Идите отсюда, – говорит Камилла.
Хедвиг и Линда разворачиваются и трусят обратно. Бред какой-то. Бред, когда на тебя наезжают, бред, когда тебе приказывают, а ты беспрекословно повинуешься. Как петрушка.
У грибов, которые вылезли из-под земли, маслянистые шляпки. Хедвиг наподдаёт ногой по одному грибу. Линда по другому. Линдин остренький носик дёргается.
– Может, покачаемся? – спрашивает она.
Хедвиг останавливается и смотрит на пятиклашек.
Что-то сжимает её сердце, сильнее, сильнее, так, что терпеть больше невозможно.
– Пошли, – говорит она и берёт Линду за руку.
– Куда?
– Мы подкрадёмся с другой стороны, у футбольного поля.
