Парень на какую-то секунду подумал, что ему послышалось.
Уж слишком… знакомо, иррационально, и в тоже время чуждо прозвучали повисшие в воздухе извинения. Искренние извинения!
В качестве разнообразия шатен промолчал, мрачным взглядом окидывая очередную ходячую неприятность с головы до ног, чувствуя, как по гладкой кожи куртки стекает, шипя, легко узнаваемая газировка.
В первую очередь, его взгляд наткнулся на маленькие, почти по-детски крошечные кожаные кеды. Следом шли широченные легкие штаны черного цвета, едва цепляющиеся за узкие женские бедра, полностью открывая плоский живот со светлой кожей. Короткий черный спортивный топ заканчивался сразу под небольшой аппетитной грудью, на хрупкие угловатые плечи была накинута тонкая спортивная кофта ярко-салатового цвета с откинутым капюшоном, с закатанными до острых локтей рукавами. Ладони скрывали перчатки с обрезанными пальцами, хрупкие запястья обхватывало множество тонких кожаных ремешков, переплетенных между собой.
Но, что самое главное, голову незнакомки венчала большая черно-салатовая кепка, лихо развернутая козырьком назад. Кепка, которая приминала… ярко-рыжие, длинные волосы!
Боль вихрем пронеслась по венам, выбивая из груди спертое болезненными воспоминаниями дыхание.
И лишь спустя долгий, томительный миг ожидания стало понятно, что вставшую напротив девушку он не знает.
Круглое лицо, слишком белая кожа, чересчур заметные веснушки, острый подбородок, тонкий острый прямой носик, яркие брови, пронзительно-зеленые, вовсе не карие глаза, а главное — медно-рыжая, длинная и непокорная копна слишком вьющихся волос…
Невероятно-похожая и, в тоже время, настолько далекая от оригинала. Что может быть забавнее?
Очередная насмешка судьбы, не иначе!
— Просто, — с трудом взяв себя в руки, крепко стиснув зубы, зло выдавил из себя парень. — Просто держись от меня подальше.
— Ну, как бы, — девушка, невнятно пожав плечами, легко выдала. — Оки-доки. Подальше, так подальше, как скажешь. Я ведь правда не хотела! Это случайность.
Случайности, не случайны, ага.
Но почему от столь неприметной фразы молодому мужчине вдруг захотелось со всей силы впечатать кулак в ближнюю стену?
— Сбегаешь, душа моя? — неожиданно вмешался стоящий рядом турок, все это время с невозмутимым спокойствием наблюдающий за разворачивающимися вокруг событиями. Его все произошедшее, кажется, ни капли не волновало.
— Мастер, — отметив присутствие брюнета, рыжая вдруг почтительно склонила голову в поклоне, упирая сжатый кулачок в раскрытую ладонь. И сморщила носик на выдохе. — Пытаюсь!
— Не выйдет, мед моего сердца, — бархатисто заметил рассмеявшийся Осман, наклоняясь и легко поднимая оброненный на пол рюкзак. — Тебя слишком долго не было.
— Засада, да? — только и успела поинтересоваться девушка, почесав затылок под кепкой… Как тут же по обе стороны от нее, с одинаковыми улыбками голодных нильских крокодилов встали две миниатюрные девчонки, уцепив свою жертву под руки хваткой, крепче самых надежных строительных лесов.
Одна с тройным каре на черных волосах, кончики которых на каждых ступенях были выкрашены добела, вторая — с длинной кипенно-белой шевелюрой, имеющей от концов до середины ярко-рыжий цвет.
И только непокорная грива кудрявой рыжей имела на себе тонкие, почти незаметные прядки, как и белого, так и цвета вороного крыла.
Что-то новенькое.
Неужто, вместо привычной рыжей оторвы в кедах, на этот раз его ожидал целый сплоченный ансамбль?
— Мастер, — не отцепляя рук от рыжей, девушки склонились в идентичном почтительном поклоне, без малейшего намека на сарказм. — Вы позволите?
— Вперед, — разрешающе махнул рукой Осман, к вящему неудовольствию возмутившейся было рыжей.
Одна секунда, две, три… И напряженная тишина сменилась прежним удивлением, шумом и голосами. Откуда-то донесся смех, послышался скрип мебели, вялые протесты и одобрительные выкрики…
— Прошу, — ни капли не удивляясь, турок, прозванный мастером, сделал приглашающий жест в сторону ближайшего пустующего стола.
На удивление, с первым шоком его гость справился довольно быстро. Стянув облитую крутку, стряхнул с нее капли сладкой газировки и, повесив на спинку деревянного стула, уселся со всеми удобствами, закидывая руки за голову.
С недавних пор самоконтроль, не поддававшийся ранее никакому влиянию, повел себя куда лучше и преданней послушного дворового пса.
Но только внешне.
Внутри же, при виде стройной рыжеволосой фигуры, утаскиваемей в дальний угол местного кафетерия, воцарилась самая настоящая буря. Воспоминания, слишком явные, болезненные и неприятные, были во стократ сильнее. Сохранять абсолютное спокойствие на лице парню стоило практически нечеловеческих усилий.
Но что осталось неизменным — это умение делать хорошую мину даже при самой плохой игре. Раньше подобным парень не страдал от слова вовсе… Но некоторые события, которые в его прошлой жизни имели место быть, прочно вдолбили в подкорку ставшее золотым правило: «сначала думай — потом говори и делай».
— Вижу, не по нраву пришелся тебе мой цветок, — глядя на друга, задумчиво протянул Осман, пока на другом конце помещения старшекурсники проворно сдвигали вместе несколько столов. — В чем причина?
— Ни в чем, — хмыкнул шатен, пока под одобрительные крики местные парни легко водружали на импровизированную сцену не только виновницу сомнительного торжества, но и разукрашенных девчонок. — Этот и есть твой отдых, Осман? Я предпочел бы простой обед.
— Ты изменился, друг мой, — вдруг произнес турок, не сводя со своего гостя внимательного взгляда. — И сильно. Почему?
Шатен ответил не сразу, меланхолично наблюдая за местными студентами, жадно и одобрительно пожирающими взглядом троих девчонок, оказавшихся в центре событий. И на то была причина: не успели по помещению разлиться первые тяжелый басы, нежные переливы скрипки и тонкие ноты фортепиано, как женские тела на импровизированной сцене пришли в движение.
Похоже, местные обитатели вполне знали, что планировали, и на что шли — и минуты не прошло, как весь кафетерий замер, глядя на слаженный, чувственный, и дерзкий танец юных танцовщиц, среди которых своей озорной улыбкой выделялся кто-то с очень яркой шевелюрой.
Танцевала он красиво и зажигательно, да. Полностью отдаваясь во власть музыки, переставая замечать кого-либо вокруг. Это было красиво, невероятно, возбуждающе.
Вот только…
— Ничего личного, Осман, — сидящий за последним столиком шатен, не выдержав представшего перед ним зрелища, наклонившись, с силой сжал пальцами переносицу. — Твои ученицы, как всегда, выше всяких похвал.
— Но? — иронично вскинув брови, поинтересовался турок с заметным любопытством в голосе.
