Вот только жизнь — далеко не третьесортное кино.
Когда тебе сообщают такие вещи, на самом деле у тебя просто земля выходит из-под ног. А когда узнаешь правду от врача, не слишком обремененного чувством такта, тебе становится не до трагичных обнимашек — ты просто падаешь в обморок посреди больничного холла. Но самое страшное происходит, когда спустя дни долгих уговоров тебя все-таки пускают в реанимацию, и то лишь на пару жалких минут.
Первый раз ты переступаешь порог с отчаянным желанием убедиться, что твои родители хотя бы живы. Но когда то, что представлялось в воображении, в действительности оказывается страшным сном наяву…
Сделать второй шаг в больничные коридоры становится практически нереально.
Нужно ломать себя раз за разом, чтобы заставить свое тело пошевелиться и снова войти в палаты, пропахшие горьким запахом медикаментов, наполненные мерзким привкусом крови на языке и вызывающие лишь глухую тоску, раздирающую сердце отчаяньем.
Видеть то, что осталось от твоих близких, некогда бодрых, жизнерадостных, таких заботливых, добрых и понимающих, тех, кто всегда был рядом с тобой и, казалось, всегда будет…
В тот момент понимаешь, насколько хрупко всё вокруг. И что лично ты, к сожалению, не сделал абсолютно ничего, чтобы это сохранить. И изменить теперь тоже ничего не сможешь. Совсем!
Повернуть время вспять невозможно. И какой ценностью мы на самом деле обладаем, понимаем только, когда это теряем.
Я честно, не знаю, как у меня хватило духа раз за разом ходить в больницу, и что я там делала вообще. В реанимацию практически не пускали, почти всеми документами и счетами занимался Ярослав. От меня почти не было никакого толку! Как и в Китае, где все обязанности по уходу, заботе, лечению и реабилитации легли на хорошо обученный и знающий свое дело персонал.
Я снова просто шаталась по опостылевшим коридорам, не зная, чем себя занять. Но и уйти не могла, считала, что не имею права. Я должна была оставаться с теми, кто тогда не мог ни двигаться, ни говорить, и даже меня не узнавал.
Это сводило с ума.
Любовь, чувство долга, взятая на себя ответственность — я так и не понимала, почему изводила себя все эти месяцы.
Нет, родителей я бы никогда не бросила и всегда бы сделала для них всё возможное и невозможное. Но разве нужно было для этого настолько выворачивать себя наизнанку? Да еще и ненавидеть себя за это? Как и за подобные, как казалось, преступные мысли?
А главное, какой толк обвинять близнецов в том, чем все это время занималась я сама?
Правда, с одним только отличием: они пытались топить свое горе в бесполезном алкоголе, а я — в напрасной попытке взять всё в свои руки.
Ни то, ни другое, ни к чему хорошему не привело.
Ну, разве что к одному отдельно взятому полуголому туловищу, валяющемуся сейчас в моей кровати.
Говорю ж — ни к чему хорошему!
— Я понимаю, Макс, — плюнув на всё, я растянулась рядом, закладывая руки за голову. Раз уж наступило время разговора по душам, лучше то делать в неформальной, так сказать, обстановке. — Но это не повод вести себя, как засранцы. Я ж себя так не веду.
— Это пока, — хмыкнул брательник. — Не выдерни тебя Кумратов из Китая, долго бы продержалась еще?
— Да… хрен его знает, — честно замялась я.
Ну, про ненависть к себе я же говорила, верно?
— Но ты зря вернулась, кстати, — вдруг решил меня добить отчаянно засыпающий Максимка.
— В смысле? — окончательно запуталась я.
Да кто из нас на самом-то деле от похмелья сегодня не отошел?!
— В коромысле, — сонно буркнул парень, даже не потрудившись открыть глаза. — Лучше было упиться там, благо врачи хорошие, вылечили бы. Уж тебя так точно.
— Да не собираюсь я пить! И уж тем более до белой горячки!
— Это пока, — повторился Макс. — Как только вскроется завещание твоего отца, поводов нажраться у тебя прибавится, поверь. Уже прибавилось.
— Завещание отца? — степень моего офигевания от скорости прибытия информации стремилась к уровню «бесконечность — не предел». — А что с ним не так? И в каком смысле, когда вскроется? Ты хотел сказать «если»?
— Если, когда… какая в задницу разница? — уже совсем тихо пробурчал истинный гоблин в человеческом обличье. — Я и так тебе слишком многое сказал. Тебе хана, систер. При любом раскладе. Смирись.
Я подвисла в прострации, рассматривая тяжелую кованную люстру на потолке, которая так идеально вписалась в стилистику моей совсем не девчачьей комнаты. Приобреталась она так давно, что я уже и не помню, на каком из интернет-аукционов мы с мамой ее нашли… Но припомнить данный факт сейчас явно проще, чем понять, какими кодом, который Да Винчи, вдруг заговорил мой дорогой родственник!
Как и сообразить, почему уже не первый человек в моем окружении говорит о приближении конца света конкретно для меня?
И при чем тут, во имя всех лесных ежиков, завещание моего отца?
Пытать братца и дальше теперь было бесполезно — справа от меня уже вовсю доносился милый сердцу мужицкий храп. Можно было, конечно, беспардонно скинуть Максимку на пол, но вряд ли столкновение его породистого лица с красивым дубовым паркетом прибавит желание покаяться во всем и сразу.
Похоже, получить развернутые ответы на интересующие меня вопросы, мне обломали со всех сторон.
Тяжело вздохнув, я поднялась и, прихватив покрывало, укрыла дрыхнущего близнеца. Учитывая мою привычку даже зимой спать с приоткрытым окном, Макс за пару часов превратиться в ледышку. Не скажу, что меня разочаровал бы вид его соплей… Но жалко.
Брат все-таки.
Хоть и зараза редкостная!
И нет, спать с ним рядом я не боялась. Все-таки в огромной кровати есть свои плюсы, да и спящий Тамерлан отреагирует быстрее, чем Макс хотя бы протянет руку. Ну, а в свою комнату смоется этот похмельный монстр быстрее, чем поутру оживет мой будильник.
В общем, можно спать спокойным сном…
Если после всех свалившихся на меня вестей вообще заснуть удастся!
Глава 10
Утро, согласно всем протоколам бородатых анекдотов, раскрасило бодрым цветом всё вокруг.
И хмурое осеннее утро. И мой драгоценный синяк на пояснице. И даже морду Алекса, вынужденно встать в очередь за кофеваркой после меня! Понятия не имею, чего старшенький гоблин поднялся в такую рань — его самого этот факт явно не обрадовал.
Со мною же всё было гораздо больше. Я просто выспалась! Да и заскуливший на рассвете Тамерлан, требующий выпустить его на улицу, тоже послужил хорошим стимулом подняться и побродить по промозглому участку, собирая свежую росу. Удовольствие, конечно, немного сомнительное, зато остатки сонливости слетели напрочь.
