Неужели маг такого уровня не смог совладать с пожаром? Почему он не покинул дом, когда пламя захлестнуло его?
Мотнув головой, чтобы прогнать ненужные для меня сейчас мысли, я сосредоточилась на том, что узнала. На моем столе лежали не только газеты из уважаемых типографий, но и связки печатных изданий из желтой прессы. Именно последние дали мне возможность взглянуть на все то, что я уже знала, по-другому.
Все началось примерно двадцать лет назад, когда наследная дайна этих земель оканчивала четвертый курс Академии Проклятых. Вокруг нее всегда вилось много “друзей”. Каждый студент желал получить от нее хотя бы толику внимания, каждый желал назвать ее другом, но, несмотря на добросердечность девушки, такой роли удостаивались далеко не все.
Ее отец строго следил затем, кто входит в ближний круг наследницы. Наследники других родовитых семей по приказу своего властителя взяли негласное шествие над девушкой еще в первый год ее обучения, но она не позволяла никому использовать себя, хоть многие и пытались.
Главной причиной, почему на нее обращали внимание парни, были огромные земли, наследницей которых она являлась. Никто не искал ее любви, желая дать столь же сильные чувства в ответ. Никто не пытался завоевать ее дружбу, не имея при этом корыстных побуждений.
Но все же во всей Академии Проклятых нашлись два мага, с кем она смогла действительно сдружиться за четыре года обучения. Она считала их своими друзьями, они — не могли на нее надышаться, но Амбер этого словно не замечала. Она не видела, как боготворил ее галеций Браушт — единственный оставшийся в живых потомок своего рода — и каким темным взглядом, полным желания, провожал тогда еще галц Лугстар.
Для нее они были просто друзьями до тех пор, пока естий не решил выдать свою дочь замуж за своего главного советника.
Вся столица стояла на ушах после объявления естийя и поспешной помолвки. Очевидцы того времени говорили, будто Амбер несколько раз сбегала из-под надзора отца, не желая выходить замуж за “скользкую змею, что пригрели у казны”. Где она ночевала в те дни и недели, доподлинно было неизвестно, но не единожды случайные зеваки отмечали похожую на дайну девушку в окнах дома галеция Браушта.
Этот же дом регулярно штурмовала гвардия естийя, но каждый раз мужчины в серебряных плащах уходили ни с чем. Три самых сильных некроманта того времени, фактически недоучки, давали отпор любому, кто пытался проникнуть в столичный особняк Браушта.
Амбер успешно бегала от отца чуть больше года, время от времени возвращаясь во дворец, чтобы образумить своего единственного родителя — мать дайны умерла родами, — но неизменно уходила ни с чем.
А вскоре естий умер при странных обстоятельствах — тихо, мирно, в собственной постели отошел к Всевышнему, имея наикрепчайшее здоровье. После этого трагического события девушка больше прятаться не могла. Ей пришлось взять власть в свои руки, однако без супруга полноценно стать естией она не имела права.
К тому моменту галц Лугстар благодаря стараниям своих родителей уже был надежно женат и ждал появления наследника. А впрочем, кандидатом в супруги мог стать кто угодно. Высшее общество активно делало ставки, где главным претендентом на руку и сердце являлся галеций Браушт.
“Какая любовь!..” — завистливо вздыхали девушки и женщины всех возрастов, желая заполучить Браушта в свои сети.
Но мужчина любил только свою дайну, и тем страннее оказались разворачивающиеся в дальнейшем события. Ровно за шесть месяцев до “Страдсбурного пепелища” дайна Амбер Мани Эллес поспешно вышла замуж за того, кого в супруги ей пророчил покойный родитель.
Главный советник естийя сам заполучил этот титул, однако после свадьбы новоиспеченная естия снова пропала из-под взглядов своих подданных, запершись на этот раз во дворце.
Последний портрет, на котором она была изображена, датировался днем ее свадьбы. В окружении белоснежных кружев, она стояла на круглом постаменте перед напольным зеркалом, глядя на свое отражение.
А из-за напольного зеркала серым пятном выглядывала немолодая полуорчанка.
Я уже ничему не удивлялась. За последние недели просто устала удивляться. События вокруг меня закручивались со скоростью вихрей, и все, что я могла делать сейчас, — это максимально держать себя в руках.
Потому что решения нужно было принимать с холодной головой. Но я пока не понимала, какие именно решения должна принять. Вопрос “Что делать дальше?” был как никогда актуален.
Ночь “Страдсбурного пепелища” отпечаталась в памяти каждого жителя столицы. Очевидцы утверждали, будто сильно не пострадало ни одно жилое строение. Пожары в городе вспыхивали один за другим, но наутро стало понятно, что все сгоревшие дома были либо заброшенными, либо находились в состоянии разрухи.
Ощутимые убытки понес лишь дворец, где полностью выгорело дотла крыло естии. В погибших значились только Амбер и… как ни странно, ее старая служанка, которую приняли на службу незадолго до свадьбы. Тела погибших женщин были найдены не тронутыми огнем: они обе задохнулись, что позволило не сомневаться в том, что это действительно были они.
Тело Амбер Мани Эллес захоронили в тринадцатом склепе в Академии Проклятых — это просила сделать сама естия в случае своей гибели, а тело ее служанки, по обычаям орков, было отдано костру. Эта ниточка для меня оборвалась — Берни не найдет полуорчанку, но теперь я не нуждалась в ее поисках.
Я уже видела естию живой и невредимой и знала, кто может меня к ней привести.
И все же я вновь вернулась мыслями к “Страдсбурному пепелищу”. Зачинщиков бунта, недовольных тем, что к власти пришел главный советник прошлого естийя, изловили, заковали в антимагические оковы и повесили на центральной площади уже следующим утром. Так писали в официальных газетах, но желтая пресса пестрела другими подробностями.
Одно из скандальных изданий предполагало, будто бунт являлся отвлекающим маневром. Словно он изначально был кем-то продуман для прикрытия другого важного события. Люди говорили, что новоиспеченный естий таким образом желал избавиться от своей супруги, чтобы потом распрощаться и с главными свидетелями, но имелось и иное мнение.
Кто-то видел Амбер Мани Эллес, путешествующую в дормезе по южной дороге. Другие отмечали ее появление далеко от столицы, делая акцент на то, что женщина скрывала свое лицо. Третьи клялись, что естия в сопровождении малого отряда пересекла границу своих земель через неделю после своей так называемой смерти.
Куда она отправилась, никто не мог даже предположить.
Вновь взяв в руки отложенную газету, я взглянула на портрет галеция Лугстара. Его поступки были частой темой для обсуждения в желтой прессе, но самым ярким эпизодом его жизни стало именно то утро после бунта. Пока серый пепел оседал по всей столице, выгоняемый ветром за ее пределы, именно отец Ионтина легко поймал зачинщиков беспорядка.
Он будто точно знал, где они находились, безошибочно отыскав их в одном из тысяч строений, при том что ни единой зацепки, по версии следствия, люди в масках за собой не оставили. Однако вместо тридцати семи участников мужчиной были пойманы лишь тридцать пять.
