Ей не идет.
— Мой тебе совет, забудь. Вот реально, послушай опытного человека… Она — непростая баба. И дело тут не в должности…
Да, я вижу… Вижу… Стаж работы вижу. Командировку в горячую точку. Она — не оперативник. Сейчас не оперативник. Сейчас — эксперт. До МВД работала в нарконтроле. Потом его расформировали, а всех сотрудников перевели в одну систему МВД. В горячую точку ездила в связи с расследованием дела номер… Ого… Нашумевшее было… Я освещал… Как же я ее пропустил тогда?
— Я не знаю, какого хера она в Аргентине забыла, по идее, она не должна быть выездной… И этой информации в деле нет, ты понимаешь, что это значит?
Да… Пожалуй… Не понимаю, нет. Нелегально поехала? Или… Или ее сегодняшняя работа — это тоже прикрытие, и она сейчас вообще в другой структуре… Бля. Как я вперся-то…
— Как ты так вперся-то, Конь?
Ладно… Смотрю на ее фото. И сердце начинает щемить. Отстраненное выражение лица такое. Жесткое. Не ее.
Вспоминаю, какой она была совсем недавно. Со мной. Какая была нежная, открытая, смотрела на меня… Доверчиво. За руку цеплялась. Все была игра, да? Не верю, бляха! Не верю! Невозможно так играть!
В любом случае, мне надо выяснить самому. Задать вопросы…
— Надеюсь, искать не будешь? Отрезало?
Поднимаю взгляд на Бурина:
— Спасибо тебе, Тох. Я все уберу, не беспокойся. Ты меня знаешь.
Поднимаюсь, но Бурин резко выбрасывает руку и сажает меня обратно на стул. Жестко смотрит в глаза, пытаясь понять, какое решение я принял. И, поняв, выдыхает злобно:
— Идиот.
— Сам решу, — порываюсь встать, потому что и без того мне сегодня перебор нотаций от мудрых не по годам товарищей, но Бурин не пускает. Лапа у него железная просто, явно не только за клавой сидит целыми днями, чего бы там ни врал по этому поводу.
— Сиди, решальщик. Глянь в раздел про личное.
Вот что значит, профессионал. Одну минуту досье изучал, а все основные моменты выхватить успел.
Смотрю в раздел про личное.
И дыхание перехватывает.
Игорь Вотчинков. Жесткое, волевое лицо. Подбородок твердый, губы сжаты сурово. Породистый, бабы таких любят. Млеют от таких вот героев, крутых, сильных. А уж при послужном списке, в котором есть место чемпионатам по боксу, награждениям за безупречную службу, быстрому продвижению по карьерной лестнице, вообще в очередь выстраиваются и трусы стаскивают заранее.
Интересно, моя Эвита тоже из таких?
— Он — сын Вотчинкова, ты в курсе, кто это?
— Нет, — голос Бурина звучит словно сквозь толщу воды, в которую я погружаюсь. Прямо на глубину. Перепад давления настолько сильный, что реально уши начинает давить.
— Он с севера, папаша его, я имею в виду, что-то типа олигарха, там полно всего… «Энерготрас», не слышал что ли?
— Нет… Я не по олигархам, ты в курсе же…
— Ну да… Я тоже, сам понимаешь… Но дело его помню. Парнишка, который его вел, потом участковым в Марьино поехал.
— А что за дело?
— Да стандарт… На чем они обычно ловятся для ОБЭПа? Могу уточнить, если хочешь, более подробно…
— Смысл есть?
— Нет. Сын за отца не отвечает.
— Ну да… А чего ж его, при таких исходных, в адвокаты унесло?
— Тоже стандарт. Золотой мальчик. Как говорил Корлеоне, юристы нам тоже нужны, да? Заметь, ни одного проеба по карьере. Учился, золотая медаль, потом военное училище, обрати внимание. После — работа в полиции. Недолго, и смотри, где.
Смотрю. Усмехаюсь. Ну да, куда еще у нас золотые мальчики идут…
— Дальше, в адвокатскую контору. Причем, рядовым сотрудником. Тут или парень с характером, или…
— Или папаша сказал не выделяться. Какие годы?
— Верно мыслишь. Как раз дело завели на компанию Вотчинкова. А сейчас он — старший партнер, считай, большая часть активов — его.
— Быстрый старт…
— Да. И фирма эта специализируется… Впрочем, дела посмотри.
Смотрю. Впечатляет. Принцип «Мы вас защитим за ваши бабки» во всей красе. Прошлогодняя история про групповое изнасилование, где была вся доказуха, и даже до суда довели, но на суде все рассыпалось… Во многом благодаря грамотной защите, которая выковыряла из протоколов все мелкие нарушения и заставила большую часть доказательств исключить из дела. В итоге, дело переквалифицировали и основные фигуранты получили условку. Список фигурантов — сплошь известные в узких кругах фамилии… Я не освещал это, не мой профиль, но наслушался от коллег.
— Ну вот и смотри теперь, сравнивай.
Голос Бурина пробивается ехидной режущей силой через толщу воды, где я уже на дне.
— На всякий случай, в зеркало глянь.
А чего смотреть? Я и без того знаю, что моя битая похмельная рожа вообще никаким боком не сравнивается с породистым холеным лицом папашкиной гордости — Игоря Вотчинкова.
У него — карьера, бизнес практически свой, репутация, которую наверняка с папашей не связывают, но понимают, насколько там крепкий тыл. Бабки, наконец, очень даже серьезные.
И, словно мало таких очевидных, перевешивающих все преимуществ, парнишка еще и выглядит, как модель мужской одежды. Офицер, хоть и в запасе, но военка за плечами, чемпион по боксу…
Жених моей Эвиты. Официальный жених. Фотки, которых в досье вполне прилично, это все подтверждают… Интересно, она после свадьбы тоже в его контору работать пойдет? Хотя… Зачем? Свои люди везде нужны…
— Ты, Конь, не думай, — бубнит Бурин, разрубая мои темные, тягучие, как кисель, мысли, — ты вполне нормальный мужик… Для баб такие привлекательны. Раздолбай, веселый, поржать с тобой, наверняка. И, опять же, не бедный. Квартира, доход вполне хороший… Но против него — никто. Не вытягиваешь. С тобой поиграться, побаловаться, курортный роман опять же… А потом — к жениху. Надеюсь, ты не думаешь, что она тебя вспомнит при встрече?
Он все правильно говорит, мой язвительный друг детства, все верно, в самую точку. По больному бьет.
По живому.
И это меня бесит. Заставляет захлебнуться воздухом пополам с ненавистью.
К нему, Бурину, и к этому гладкому мажорчику, и к Эвите. К ней — особенно.
Потому что блядь. Потому что трахалась со мной, там, в антураже опасности и аргентинского солнца, имея вполне устроенную личную жизнь.
Потому что использовала.
У меня были замужние бабы, у меня были девчонки, тоже, как и Эвита, имеющие женихов и планирующие свадьбу. Все было.
Но всегда с открытыми глазами. Всегда с полной информацией. И даже если без нее — то и без эмоций особых. Секс — это не про эмоции. Раньше, по крайней мере. До Аргентины. До Эвиты.
