А она ведь злится.
Сразу заметил, еще когда только первый раз взглядами перехлестнулись.
Отсканировала и меня, и бабу безымянную рядышком. И, наверно, что-то себе надумала… Ну и пусть думает. У меня тоже мыслей хватает.
И очень сильно хочется их… Высказать.
Смотрю на нее бесконечно долго, глазами сигнализируя, чтоб свалила от своего борова.
Отворачивается с досадой, улыбается кому-то…
Ее спутник, судя по всему, приперся сюда заводить нужные контакты, очень активно шустрит в этом направлении по всему залу.
А Эвита — за ним, как на веревочке. Безмолвным улыбающимся дополнением. Интересно, нравится ей такое, а?
С ее-то характером бешеным?
Мой жадный говорящий взгляд, наверно, давно уже стал неприличным, потому что Эвита непроизвольно ежится и больше в мою сторону не смотрит.
Но я же упертый. И наверняка вношу смуту в ее сознание. Она сто процентов сейчас в панике и просчитывает, как дальше поступлю. Смогу ли обнаглеть настолько, чтоб тупо подойти к ней в присутствии недо-жениха? Надо ли ей это?
Похоже, нет, потому что мой неотступный взгляд все же выбивает нужную реакцию.
Эвита что-то говорит своему спутнику и, глянув на меня коротко, быстро выходит из зала.
Отлично, бля.
Ставлю бокал на поднос пробегающего мимо официанта, поправляю растянутый ворот футболки под видавшим виды пиджаком и целеустремленно топаю следом.
Как зверь на запах самки.
Беги Эвита, я тебя поймаю…
Выставка у нас по модным тенденциям в центре парка Горького, в Летнем домике, так что вокруг природа, бляха муха.
Эва, в своем черном наряде, практически теряется в темноте сада, хотя как это можно сделать, учитывая освещение, хрен его разберет.
Но у нее получается, и, если б точно не знал, в каком направлении свистанет, и не всматривался пристально, то имел бы все шансы проебать погоню.
Но я смотрю куда надо, светлая макушка на мгновение мерцает в лучах фонаря, и я рысью бегу туда же.
Разгоняюсь до того, что сердце бухает тяжело о грудную клетку, а губы сохнут.
И глаза, наверно, дикие.
Все же есть в нас что-то от животных. Азарт погони, хищнический такой. Иначе, с чего бы это так возбуждало?
Я же вопросы, вроде, собрался…
Ага…
Спросить только, конечно…
Когда из темноты неожиданно проступает высокий тонкий силуэт, не успеваю затормозить и по инерции пропарываю еще метра два мимо.
Осознав, на полном ходу разворачиваюсь и шагаю обратно. Уже не торопясь, пристально всматриваясь в полутьму. И в лицо Эвы.
Бледное такое, с огромными темными глазами.
У нее красные губы, сурово сомкнуты, а брови нахмурены.
Злится, да? А чего это?
Это я должен, вообще-то.
Это меня сегодня продинамили ради посещения выставки и общества стокилограммового хряка.
Улыбаюсь поощрительно и злобно. Дамы вперед, да?
— Привет, Эвита, — подхожу ближе.
И она, синхронно, тоже. На расстояние полуметра.
Вообще, полутьма — прикольная вещь. Как-то стираются границы. И появляются новые акценты.
Например, я никогда раньше не обращал внимания на то, насколько ровная у нее кожа. Верней, обращал, но как-то… Вскользь, что ли… Больше наощупь изучал, да.
А сейчас смотрю — и поражаюсь. Она — алебастровая, изнутри словно подсвеченная. Так бывает разве?
Изучение новых особенностей внешности Эвы немного сбивает накал страстей, я рассматриваю ее, не могу тормознуть и сосредоточиться.
И упускаю немного инициативу, конечно.
Удар по физиономии — хлесткий такой!
Удивленно трогаю щеку, нихера себе, тяжелая ручка у моей Эвиты…
— Смотрю, не скучаешь? — а голос холодный… Такой и должен быть у алебастровой статуи. Вот только взгляд подкачал. Слишком жгучий.
— Интересно ты здороваешься… — хриплю задумчиво.
— Интересно ты проводишь время, — парирует она, — но вообще правильно, чего вечер терять, да?
— Тот же вопрос тебе могу адресовать.
Нет, я конечно понимаю, что лучшая защита — нападение, но это как-то перебор все же. И потому не торможу больше со словами.
— Жених важнее сестренки, да? Или не было никакой истерики у нее? Спит себе сестренка сном праведницы, а ты по приемам разгуливаешь…
— Это… — она задыхается от ярости, отступает назад, а руку сжимает в кулак. Я за этим пристально наблюдаю, потому что одно дело — по морде ладошкой, а другое — кулаком. — Это… Не твое дело! Понятно? Я тебе ничего…
— Ну да, — киваю я, — как и я. А что мы тогда здесь делаем, а, Эвита? Какого хрена ты меня сюда вытащила? Чтоб по роже настучать?
Она выпрямляется, мгновенно закрываясь, смотрит надменно и зло:
— Знаешь… Ты мне много чего говорил, совсем недавно. Я не то, чтоб поверила, но была мысль… Было что-то… Оказалось, зря. Лишний раз убеждаюсь в том, что все вы — долбанные придурки, которым нужен только секс. И все.
— Вот как? А по Вижье я тебя исключительно в надежде сексом заняться таскал?
Смотреть на нее, холодную статую, неприятно, хочется, чтоб реакция была. И ради этого не жалко рожу. Потому делаю шаг, разбивая то небольшое расстояние между нами.
Она в этот раз явно хочет отступить, но держится, только еще больше выпрямляется, становясь выше и тоньше.
Мы практически на одном уровне, смотрю в темные, словно запавшие глаза, ощущаю даже ее дыхание на своем лице.
— Там… Ты был… Другой. — Выдыхает она, — а сейчас…
— Я всегда одинаковый, Эвита, — отвечаю ей, гипнотизируя взглядом, ловя малейшие оттенки в лице, — ты мне тогда запала. И сейчас — еще больше. Но ты мне почему-то не веришь…
— Нельзя верить… Чуть отказала, отвернулась, а ты…
— Тот же вопрос к тебе.
— Я… Я здесь по делу. Я не могла по-другому… И не собираюсь отчитываться…
— И я по делу, прикинь? Как интересно у нас дела образовались. Одновременно и порознь. А могли бы и вместе… Ты зачем мне врала, Эвита? Зачем про сестру?
— Я не врала! — Она отворачивается, не выдерживая моего взгляда, резко обнимает себя за плечи, пытаясь отгородиться.
— Тогда почему ты здесь?
— Это… Я не могу сказать.
— Можешь.
— Не могу! И не дави на меня! У тебя прав на это нет!
— Есть права.
— Нет!
