Не знаю, что бы делал, если б они вместе поднялись, не знаю… Но точно что-то сделал бы.
Хорошо, что Эвита поняла все правильно.
Коротко глянула в сторону темного угла площадки, точно определяя мое местонахождение, быстро попрощалась с мажориком и взлетела к себе на этаж.
Женишок постоял возле подъезда, словно прикидывая, не подняться ли следом и будя во мне зверя, потом все же развернулся, сел в свое понтовое корыто и свалил.
А я остался сидеть, курить, смотреть на полутемные окна ее квартиры… И анализировать ситуацию.
В этот раз без напора, затмения мозгов и нервной трясучки.
Просто все по полочкам раскладывать, привычно погружаясь в размышления.
И приходя к выводу, что надо мне видеть всю ситуацию изнутри, без домыслов.
А, значит, нужен человек, тесно связнанный не столько с МВД, сколько именно с бывшим наркоконтролем, к которому имела отношение Эвита.
Чуяла моя селезенка, что там много чего интересного можно выкопать. Но вот одна проблема — не быстро. Вася — не Бур, он мне в течение часа в клювике инфу не притаранит.
Его надо убеждать, успокаивать, словно нервное животное, по холке, блять, гладить…
Ну ничего, поглажу. От меня не убудет.
— Мне всего-то инфа нужна… Просто узнать про нее…
— Мне потом настучат по башке… И вообще… У нас это не принято, знаешь же. Пердну неудачно, сразу доложат… — голос у Васи был на редкость мерзкий, жалостливый такой. Так и тянуло бросить все, приехать к страдальцу и прекратить его мучения. Кулаком в лоб.
Но это уже мало тянет на поглаживания, скорее, на активные ласки. Так что перетерпим.
— А ты не торопись… Время есть… — убаюкиваю я его голосом, — до завтра, например, да?
— Да ты ебнулся, — справедливо возбухает Вася, — мне же это сначала в архив, а потом… Это…
Он запинается, судорожно пытаясь придумать, чего ему надо и куда, а заодно ища повод отбояриться от меня, потому что напрягаться не хочет. А тут придется напрячься.
— Ну вот я и говорю, есть время, — жизнерадостным идиотом квакаю я, — ты, главное, до завтра все найди, договорились, Вась? До двух часов дня, например…
— До пяти, — обрубает он меня.
— Ну хорошо… — иду на уступки, — до пяти. Я наберу тебе, не вздумай пропасть. А то ты ведь меня знаешь…
— Знаю, — уныло гнусавит он и отрубается.
А я выдыхаю и опять прикуриваю.
Одни блядские нервы с ним.
Одни напряги.
Гнилой мужик. Но полезный до жути. Они у меня все такие, полезные. Но иногда бывает передоз с полезностями…
Остаток ночи я провожу, как и положено полоумному влюбленному идиоту, под окнами своей зазнобы.
Домой не хочется, делать мне там совершенно нечего, а тут — Эвита, у которой шило в заднице.
Свалит еще куда-нибудь, самостоятельная моя. Ищи ее потом, переживай. А, учитывая недостаток информации, искать ее будет непросто.
Пользуясь временной бессонницей, работаю. Набиваю прямо на телефоне текст статьи по заданию от Михалыча, потому что любовь любовью, а бабки вечны. И сейчас они мне понадобятся, прям чую это.
В три часа ночи звонит Мася. У них там день как раз, и потому она, со свойственной всем бабам неадекватностью, решила, что, раз она не спит, то и другим нехер.
Смотрю на крестника, до дрожи похожего на придурка Егеря, только глаза Масины. Красавчик будет парнишка. Куда там папашке его.
— Мне не нравится твой вид, Борюсь, — Мася внимательно разглядывает меня с экрана телефона, хмурится, — глаза дурные.
— Ты просто отвыкла от меня, Мася, — скалюсь я независимо, — я всегда такой, тебе твои придурки подтвердят.
— За придурка ответишь, — бурчит вне зоны видимости Кот, а я только хмыкаю. Ясен пень, контролируют, блюдут свою женщину, ревнивые дураки.
И правильно делают. Еще совсем недавно я бы момент не упустил… Наверно. Хотя, я его уже давно упустил…
Прислушиваюсь к себе, в очередной раз невыразимо кайфуя от того, что эти мысли не вызывают больше тоски и желания одновременно нажраться, подраться и поехать в Канаду исправлять мировую несправедливость.
Просто такая инфернальняа грусть, легкая, как при воспоминании о первой любви, например, или детстве голожопом.
Это было, это было клево. И это не вернуть, хоть что делай. А значит, это просто принимается. Как данность. И получается кайф от того, что такое в твоей жизни происходило. Это же тоже круто, не у всех случалось.
А у меня — случилось.
И сейчас я смотрю на свою подругу юности, в которую, как мне думалось, был безнадежно влюблен, но сначала не осознавал, не ценил, а, когда заценил, то поздно стало. Смотрю и не испытываю ничего, кроме легкой грусти и безусловной любви. Братской. Приходит понимание, что, даже если сейчас что-то произойдет безумное, и Мася вдруг предложит нам сойтись, жить вместе, детей рожать и так далее, короче, предложит все то, о чем я совсем недавно, буквально недели две назад еще, мечтал… Я откажусь. Потому что только теперь понимаю, каково это — когда вот так, сходу, головой в огонь. И сразу — сгореть. И сразу — задохнуться. Знать, что мой воздух — вот он. Она. Рядом ходит. Сейчас, наверно, спит уже. Может, меня во сне видит… Ну а почему нет? Я-то ее вижу. Часто.
— Нет, Борюсь… — Мася улыбается, сразу делаясь моложе лет на десять, то есть едва вытягивая восемнадцать… Интересно, ей спиртное продают там, в их заграницах? — я тебя таким раньше не видела никогда… Знаешь, это одновременно круто и тревожно.
— Чего тебе тревожно, дурочка? — у меня получается нежно это слово сказать, а хотелось насмешливо…
— Того, что ты… Понимаешь, ты же сумасшедший…
— Я? — а вот тут искреннее изумление. И с хера ли я сумасшедший? Очень даже нормальный! Понормальней некоторых!
— Ты, — кивает Мася, перехватывая сына, поудобней усаживая на коленях. Он пищит, тычет пальчиком в экран, и я невольно расплываюсь в сладкой лыбе… Ну клевый же парень! Весь в меня! — Ты сам не видишь, а я тебя знаю. Ты же… Борюсь, я не буду тебя отговаривать, это бессмысленно, но будь осторожней… Ты опять нашел приключение на свою задницу.
— Егерь, сучара, — цыкаю я зубом раздраженно, прикидывая, чего этот длинноязыкий придурок мог наговорить Масе. Блять, ну просил же! И он обещал, главное! Вот и верь после этого людям…
— Он ни при чем, — отвечает Мася, — он не смог… Промолчать.
— Ага, — в экран влезает глумливая рожа Кота, — когда Мася начинает допрос, мы колемся, как орехи!
— Долбоебы… — качаю я головой.
— Не-е-е… Просто она умеет спрашивать!
— Ну все, — Мася прекращает балаган, отдает сына Коту и разворачивается ко мне. Ну а я зацениваю ее серьезную мордашку и вздыхаю, понимая, что сейчас на себе испытаю таланты допрашивающего. Хотя, больше чем уверен, к парням она применяет совершенно другие методы, запрещенные конвенцией по правам человека. — Борюсь, она — непростая. И, судя по твоему дурному взгляду, нехило тебя приложила. Я боюсь, что ты вопрешься.
