Но времени для гордости за нацию нет, потому широко шагаю к Эвите, подхватываю ее за локти, поднимаю.
Она смотрит на меня безумными огромными глазами, и все шепчет: «Убила, убила, убила…».
Глава 3
Привожу Эвиту в чувство потрясыванием и легким шлепком по щеке. Поражённо замолкает, застывает в моих руках, приоткрыв пухлые губы. На них кровь, судя по всему, этот урод до нее все же успел добраться, прежде чем получил перо в живот. Надо бы проверить, живой или нет, но времени не хватает.
Вытираю с нижней губы кровь большим пальцем, хриплю:
— В порядке?
— Нет.
— Идти можешь?
— Да.
— Валим.
Она кивает, топает к двери, а я, не удержавшись, мародерствую.
Что было усвоено в первую очередь в далекой африканской стране, где любого белого принимали за захватчика, так это то, что на мертвецах может быть много чего нужного и интересного. Правда, на неопознанных мертвецах чаще всего бывают замаскированные взрывные устройства, но тут-то все опознанные. Потому быстро шмонаю, попутно прислушиваясь к нарастающему шуму, запихиваю все добро, без разбора, в карман. Кроме мобилы. Мобила — мой главный враг, спутники, суки, и над Аргентиной летают тоже.
За время моего мародерства Эва умудряется не только дойти до двери, но и привести себя в порядок. Разорванную до пояса майку вяжет узлом, и я не удерживаюсь, моргаю на ее впалый гладкий живот с аккуратной впадинкой пупка. Белая-белая кожа…
Так, тормози, Борюсик, тормози… Дело прежде всего. А потом… Потом и на животик можно будет глянуть попристальней.
На полу валяется широкополая мужская шляпа. Да, такой бред тут еще таскают.
Подхватываю, пялю на Эвиту. Особо не поможет, но хоть чуть-чуть… Я бы ей футболку свою тоже отдал, но полуголый гринго привлечет куда больше внимания, чем белокурая славянка. Ну, или равнозначно получится.
Так что, имеем то, что имеем.
Приоткрываю дверь. Слушаю. Гул голосов слева, как раз в той стороне я побезобразничал немного.
Значит, нам направо.
— Погнали, Эвита, — киваю девчонке, — и шустро. По сторонам не смотришь, только перед собой и вниз. Голову опускаешь. Поняла?
— Да… Но…
— Никаких но, блять! Валим!
— Но тут… могут быть еще девчонки… Я приехала с группой целой… И они все думали, что танцевать будут.
— Ну дуры, значит, как и ты. Но тебе повезло встретить меня. Валим.
— Нет!
Так… Только этого дерьма мне и не хватало. Времени в обрез, надо убираться, а у меня тут Робин Гуд в шляпе.
Разворачиваюсь к упрямо поджавшей губы девчонке, хватаю за плечи, чуть склоняюсь. Все же, хорошо, что она такая высокая. Удобно.
— Так, слушай сюда. — Шиплю ей в лицо, злобно скалясь и постоянно слизывая с лопнувшей от удара губы кровищу, — я не смогу спасти всех. Я — не хренов Рембо! Сейчас мы уйдем отсюда. А, когда выберемся из этой сраной Вижьи, я подниму на ноги всех, кого смогу, а смогу я многих, и мы вернемся сюда. Слышишь?
— Их к тому времени…
— Найдем, значит. Все. Обещаю. Поняла?
— Да.
— Веришь?
— Да.
— Валим.
Кивает, опуская глаза.
Все, отлично. Бунт на корабле подавлен, можно выдвигаться. Если, блять, получится…
Опять выглядываю в коридор. Звуки удаляются. Похоже, меня ищут в другом коридоре. Мудаки. Но мне это так на руку!
Выбегаю, тяну Эву за собой, потом отпускаю ее пальцы, но постоянно ощущаю позади присутствие.
Надо двигаться шустро, но тихо.
Здание странное. С кучей непонятных коридоров, закоулков, два раза мы напарываемся на тупички. Похоже, раньше тут была школа, или что-то вроде того. Часть комнат раскрыта, заброшена. Валяются сломанные деревянные столы и стулья, явно подготовленные на дрова для мангала.
Они тут мангалы любят. На улице прям жарят здоровенными такими шматами мяса.
Мяса хочется… Блять, когда я ел в последний раз?
Еще в России?
А Эвита?
Успел с ней что-то сделать этот урод? Внешне вроде в норме, футболка только порвана. И под ней белья нет. Когда успел заметить, хрен его знает… Но успел. И грудь, маленькую, белую-белую… И сосок выглядывал, нежно розовый… И губы у нее тоже нежно розовые… И внизу, наверно…
Так, стоп!
Налево, налево еще.
Какая-то бабка. Смотрит на нас, молчит, курит.
— Моя бабушка курит трубку, бля… — бормочу я, спешно обходя старуху, даже не сделавшую попытки нас задержать, спросить о чем-то… Походу, тоже под кайфом… Сюр какой-то дикий тут происходит. Нахера меня сюда занесло?
Наконец, через пять поворотов краем глаза замечаю распахнутое настежь окно без решетки и пру туда.
Выглядываю. Первый этаж. Внизу — выжженный солнцем асфальт.
Жарища, блять…
Смотрю на Эву, она натянула шляпу пониже, и, если б не узкая женская талия и общая хрупкость, сошла бы за парня… Может, отдать ей свою футболку?
Потом, если что.
Киваю на окно, выпрыгиваю первый. Подаю ей руку, помогая спуститься, ловлю в объятия. Мгновение, чтоб ощутить теплую нежную кожу талии, легкое дыхание на шее.
И все. Бегом прочь. Теперь самое главное, не нарваться на бандитов. Вообще ни на кого не нарваться, потому что здесь все, так или иначе, друг друга знают. И мы для них — не люди, а всего лишь кошельки.
Хорошо, что сейчас, похоже, сиеста, а это — самое важное время дня для местных. И вряд ли на улицах будет много народу.
Споро топаем по мощеной булыжником улице вниз, я нихрена не ориентируюсь, не понимаю, в какой стороне выход отсюда.
Наверняка, их здесь несколько. Но знаю я только один, и он неподалеку от вокзала Ретиро, а там, чуть дальше и гостиница, к которой я остановился, «Шератон».
Надо где-то тормознуть, перевести дух, тем более, что от быстрого шага начинают гореть ребра. Отбили их все же, не прошли даром веселые мгновения наедине с двумя тварями в камере.
Поглядываю на Эвиту. Дисциплинированно топает за мной, по сторонам не смотрит. Тем более, что и смотреть-то особо не на что.
Фавелы — это только название романтичное, а вот сама суть — пиздец какая стремная.
Разномастные домики, выкрашенные в веселые цвета, все, как один, недострой, потому что вечно строятся вторые, третьи, четвертые, а то и пятые этажи. Тупо — на первых живут, а на вторых — третьих — леса из говна и палок. И никого, кстати, вопросы фундамента, архитектуры и прочего бреда не волнуют. Сложится такой домик под напором обстоятельств и времени, похоронит под своими руинами хозяев и жильцов, на его месте новый построят. Или вообще оставят все, как есть, чудовищной дырой посреди других жилых домов.
