– Вы имеете в виду, что они захотят вернуть его обратно?
– Они захотят допросить его.
– Для этого они потребуют вызвать его сюда?
– Возможно.
– И что мне говорить им?
– Говорите, что не знаете, где он находится.
– Я собираюсь сказать, что провела ночь в Санта-Барбаре и
вернулась оттуда автобусом.
Мейсон прищурил глаза и заметил:
– Не советовал бы вам делать этого. Они проверят ваши слова.
– У них нет причин для подобной проверки. А вы сами-то что
скажете им?
– Я, – ответил Мейсон, – вообще не намерен им ничего
говорить.
– Разве они не устроят вам неприятностей?
– Весьма возможно, что постараются.
– Когда меня начнут допрашивать?
Он снова взглянул на часы:
– В любой момент. Они осматривают комнату и тело. Дункана
распирает от желания сообщить им нечто. Понятия не имею, что у него на уме.
Возможно, эта информация и вполовину не так важна, как он это себе
представляет. Они оба, и он, и Мэддокс, ненавидят вашего дядю Питера и
ненавидят меня. Мы не можем сказать с уверенностью, что они сделают и как
далеко зайдут в своих чувствах.
– Но не могут же они пойти на лжесвидетельство?
– Я бы не исключил подобного. Мэддокс – мошенник. Дункан –
крючкотвор и кляузник. Они на пару пытаются уложить вашего дядю на обе лопатки.
Я стою у них поперек дороги, и, естественно, им это не по нутру.
– Но что они могут сделать?
– Поживем – увидим. Между прочим, мне надо позвонить. А вы
стойте насмерть.
– О’кей! Но помните, я приехала сюда на такси после того,
как провела ночь в Санта-Барбаре.
– Не говорите им, где вы провели ночь, – предостерег он, –
отказывайтесь отвечать на этот вопрос, пока не проконсультируетесь со мной.
– Это чревато неприятностями? – спросила она.
– Еще какими! – ответил он. – Поэтому все, что вы можете
сделать, – это отложить неприятности на потом. Скажите им, что то, где вы
провели ночь, не имеет ни малейшего отношения к убийству, но напрямую связано с
бизнесом вашего дяди. Но только помните, что рано или поздно вас приведут к
присяге, и тогда вам придется выложить всю правду.
– Почему?
– Потому что иначе они привлекут вас к ответственности за
дачу ложных показаний.
– О боже… Тогда я вообще ничего не буду им говорить.
– Верно, – улыбнулся он, – не говорите им ничего.
– Но вы меня не бросите?
– Любой информацией, которую они выколотят из меня, вы
можете смело тыкать им в глаза… Все, я пошел звонить.
Он отправился в телефонную кабинку.
– Делла, – сказал он, когда услышал в трубке ее голос, –
здесь кое-что произошло. Найди Пола Дрейка, пусть прихватит парочку надежных
ребят и едет к нам. Они, возможно, его сюда не пустят, но он может послоняться
поблизости и выудить столько, сколько сможет… Что слышно из Санта-Барбары?
– Джексон звонил несколько минут назад. Он сообщил, что они
по очереди с мистером Харрисом наблюдали за домом Дорис Кент всю ночь. Она
никуда не выходила, но Джексон хотел кое-что сообщить вам лично. Сказал, что не
может говорить об этом по телефону.
– А что такое?
– Говорит, что это слишком взрывоопасно.
– Кто сейчас следит за домом?
– Думаю, мистер Харрис. Джексон сказал, что находился на
посту до полуночи, когда его сменил Харрис, и что теперь пора бы сменить и
Харриса.
– Вот что надо сделать, Делла. Думаю, у агентства Дрейка
есть свой человек в Санта-Барбаре. Надо достать фотографии миссис Кент и ее
словесный портрет. Тогда этот человек сможет войти в контакт с Харрисом и взять
на себя слежку за ней. Я хочу знать, когда она покинет дом и, если возможно,
куда отправится. Передай Джексону, чтобы он заполучил окончательное решение о
разводе как можно быстрее. Пусть постоянно держит связь с тобой. Я буду
получать информацию через тебя. Все поняла?
– Да, – ответила она, – а что у вас?
– Разделочный нож оказался в пятнах крови, – сообщил Мейсон.
На момент настала тишина, нарушаемая шелестом в трубке,
прижатой к его уху. Затем он услышал:
– Понимаю.
– Славная девочка, – ответил ей Мейсон и повесил трубку.
Он покинул кабину и нашел Эдну Хаммер в прихожей.
– Все в порядке? – спросила она.
Он кивнул.
– Удалось вам добиться того, чтобы дядя Питер мог жениться?
– Всегда пытаюсь делать все, что могу, для своего клиента.
В глазах, устремленных на него, Мейсон прочитал желание
увидеть его насквозь.
– Вы ведь хороший адвокат, не так ли?
– А в чем дело? – ответил он вопросом на вопрос.
– Мне известно, – заявила она, – что по законам этого штата
жена не имеет права давать показания против мужа. Если дядя Питер и Люсилл Мейс
поженятся, она не сможет выступать свидетелем против него.
Мейсон поднял брови:
– Я не знаю, что бы она могла показать против… Сюда
направляется сержант Голкомб.
– Скажите мне, – спросила она, сжимая запястье Перри Мейсона
холодными пальцами, – вы собираетесь отстаивать дядю Питера?
– Я всегда отстаиваю клиента.
– Насколько далеко вы можете в этом зайти?
– Если ваш дядя Питер совершил хладнокровное преднамеренное
убийство, я намерен сказать ему, чтобы он или признал вину, или искал себе
другого адвоката. Если он убил человека в состоянии лунатизма, то я готов
сделать для него все возможное. Вас это удовлетворяет?
– Но предположим, что он действительно совершил
хладнокровное и преднамеренное, как вы это называете, убийство?
– Повторяю, он должен или признать вину, или пригласить для
своей защиты другого адвоката.
– А кто будет решать, совершил ли он хладнокровное убийство
или нет?
– Я.
– Но вы не будете делать поспешных выводов? Обещайте, что не
будете!
– Я никогда не тороплюсь принимать решения, – ответил он,
ухмыляясь. – Доброе утро, сержант Голкомб!
Сержант Голкомб, который направлялся к ним по коридору,
перевел взгляд с Перри Мейсона на Эдну Хаммер. В его глазах явно читалось
подозрение.
