– Не верите?
– Нет, конечно нет. Но я не могу выкинуть эту проклятую чушь
из головы. Вы знаете, как это бывает. Допустим, вы идете по тротуару и видите
лестницу. Если вы не пройдете под ней, то возненавидите себя за то, что
струсили. Если пройдете, то начнете размышлять: действительно ли это принесет
вам неудачу? Это действует на нервы, потому что все время только об этом и
думаешь.
Мейсон ухмыльнулся и ответил:
– Когда я прохожу под лестницей, то нимало не беспокоюсь.
Мне и так хватает других забот!..
– Ну так вот, – торопливо продолжил Кент, – когда моя
племянница сказала, что, согласно гороскопу, я должен обратиться к некоему
адвокату, чья фамилия из шести букв, я заявил ей в ответ, что все это – чушь
собачья. Затем, будь я проклят, если не начал думать об адвокатах, чьи фамилии
состоят из шести букв. Она еще взглянула на какие-то там планеты и объявила,
что фамилия должна иметь что-то общее с утесами, а я не знал ни одного адвоката
по фамилии Стоун
[1]
. Ей-богу, не знал! Затем на ум пришла ваша фамилия
[2]
. Я
сказал ей о вас, и она пришла в восторг. Сказала, что вы именно тот человек,
который нужен. Казалось бы, сплошная чушь и ерунда. И все же я здесь.
Мейсон взглянул на секретаршу.
– В чем заключаются ваши неприятности? – спросил он.
– Моя жена оформляет развод в Санта-Барбаре. Сейчас она
собирается все переиграть, отменить дело о разводе и объявить меня сумасшедшим.
– Как далеко она продвинулась с разводом?
– По делу вынесено предварительное решение.
– По закону этого штата, – сказал Мейсон, – после того как вынесено
предварительное решение, дело не может быть отменено.
– Вы не знаете Дорис, – ответил Кент, нервно заламывая
длинные пальцы. – Законодатели все в большей степени ориентируются на голоса
женщин-избирательниц. Дорис умеет обойти законы. Замужество для нее своего рода
рэкет, и она знает все трюки. Есть какой-то новый закон о том, что суд не
вправе вынести окончательное решение, если стороны готовы возобновить
отношения. Дорис собирается показать под присягой, что наше примирение
состоялось.
– Так и было?
– Нет, но она заявляет во всеуслышание, что да. Она написала
мне трогательное письмо. Я старался быть вежливым, когда писал ответ. Теперь
это письмо фигурирует в качестве доказательства. Более того, она собирается
заявить о каком-то мошенничестве. Мне об этом ничего не известно. Видите ли,
она подала на развод в основном из-за того, что случилось в Чикаго, правда, с
несколькими весомыми добавлениями о том, что случилось после того, как мы
собрались в Калифорнию.
– Она подала в суд в Калифорнии?
– Да, в Санта-Барбаре.
– Как долго она живет там?
– С тех пор как я вернулся из Чикаго, – ответил Кент. – У
меня два дома в Калифорнии: один в Голливуде, где я сейчас живу, другой – в
Санта-Барбаре. Она прожила несколько дней со мной в Голливуде, а затем
отправилась в Санта-Барбару и подала на развод.
– Какой из этих домов ваша официальная резиденция? – спросил
Мейсон.
– В Санта-Барбаре. У меня в Чикаго наиболее интенсивный
бизнес, и я вынужден проводить там часть своего времени, но голосую и
официально проживаю в Калифорнии. Дорис подала на развод, заявив, что у нее нет
денег, несмотря на тот факт, что она хапнула немало после двух своих предыдущих
замужеств. Она убедила суд назначить ей временные алименты и отнести на мой
счет все судебные издержки. Затем получит развод и постоянные алименты. Она
вытягивает из меня полторы тысячи в месяц, да еще пытается урвать кое-что сверх
того. Сейчас она узнала, что я собираюсь жениться вновь, и пришла к выводу, что
может сорвать с меня солидный куш в качестве выкупа за мою свободу.
– Что еще? – как бы вскользь спросил Мейсон.
– Я влюблен.
Мейсон ответил:
– Полторы тысячи в месяц – неплохое лекарство от любви.
Кент промолчал.
– Какие еще неприятности? – спросил Мейсон, как врач,
выясняющий дополнительные симптомы.
– Целая куча. Мой партнер, например.
– Кто он?
– Фрэнк Б. Мэддокс.
– А что с ним такое?
– Мы компаньоны по Чикаго… Мне пришлось спешно все бросить.
– Почему?
– Сугубо личные причины. Одна из них – мое здоровье. Мне
нужна была смена обстановки.
– Так что по поводу вашего партнера?
С Кентом внезапно случились конвульсии. Его лицевые мускулы
задергались, руки и ноги задрожали. Он поднес трясущуюся руку к исказившемуся
лицу, сделал глубокий вдох, затем расслабился и произнес:
– Со мной все в порядке, просто нервная судорога, которая
наступает, когда я возбужден.
Мейсон напомнил, не отрывая от него сурового испытующего
взгляда:
– Вы начали говорить мне о своем партнере.
Кент с усилием взял себя в руки и ответил:
– Да.
– Так что же с ним?
– Я нашел Фрэнка Б. Мэддокса, когда он был помешан на
изобретательстве и жил вечно без гроша в кармане в маленькой деревянной,
похожей на сарай лавчонке на заднем дворе дома-развалюхи в одном из самых
дешевых районов Чикаго. Он держал там станок для обточки клапанов, которые, по
его словам, продавал для гаражей. У него даже патента не было. Тот станок,
который он показывал, был единственным экземпляром и был сделан вручную из
ворованных деталей. Я оказал ему поддержку и организовал «Мэддокс манифэкчуринг
компани», в которой был негласным партнером. Бизнес стал приносить отличную
прибыль, когда врач приказал мне отойти от дел. Я оставил все в руках Мэддокса
и отправился сюда. Время от времени Мэддокс присылал мне отчеты о состоянии
дел. Его письма всегда были сердечными. Затем он написал, что есть нечто такое,
о чем бы он хотел переговорить со мной, и спросил, может ли приехать ко мне для
совещания. Я ответил согласием. Он прибыл сюда и прихватил с собой какого-то
типа по имени Дункан. Сначала он представил его как друга. Теперь выяснилось,
что это адвокат; мужчина с брюшком, кустистыми бровями и пройдоха, каких мало.
Он заявил, что Мэддокс вправе рассчитывать еще и на зарплату, помимо прибыли от
причитающейся ему доли доходов как партнеру, и что я будто бы написал письмо
некоему обладателю патента на другой станок по обточке клапанов, где заверил,
что наши интересы не пересекаются, и тем самым уменьшил стоимость нашего
совместного патента, который оценивается в миллион долларов.
