– Протест принимается, – согласился судья, – присяжные не
должны принимать во внимание последнюю часть заявления свидетеля.
– В какое время это было?
– Думаю, около восьми утра.
– Вы тем самым объясняете присяжным, что постоянно
находились в доме, начиная с того времени, как удалились к себе в комнату
вечером тринадцатого, до восьми утра четырнадцатого.
– Да, сэр, именно так!
– Разве вы не ходили на почтамт на станции
«Пасифик-Грейхаунд» примерно в три часа утра, чтобы заказать междугородный
разговор с миссис Дорис Салли Кент в Санта-Барбаре?
Мэддокс плотно сжал губы и отрицательно покачал головой.
– Вы должны отвечать на вопросы четко и внятно, –
предупредил его полицейский.
– Вполне определенно, нет, – ответил Мэддокс, стараясь
говорить отчетливо.
– Значит, не ходили? – притворно удивился Мейсон. – А где вы
находились хотя бы приблизительно в три часа утра четырнадцатого?
– В это время я спал.
– Разве у вас, – допытывался адвокат, – не было совещания с
мистером Дунканом, вашим поверенным, около трех утра четырнадцатого числа?
– Нет, сэр, точно нет!
– Или в любое другое время между полуночью тринадцатого и
пятью часами утра четырнадцатого.
– Нет, не было ничего подобного.
Мейсон произнес:
– У меня все.
Гамильтон Бергер вызвал чертежника, который представил
поэтажный план резиденции Кента. План был принят в качестве доказательства со
стороны обвинения без возражений. Коронер определил время, когда было совершено
убийство: в интервале между половиной третьего и половиной четвертого. Детектив
сержант Голкомб сказал на свидетельской трибуне, что признает в разделочном
ноже с лезвием, ржавым от пятен крови, тот самый нож, который был найден на
кровати Кента под подушкой. Перри Мейсон, отпустивший предыдущих свидетелей без
вопросов, спросил сержанта Голкомба:
– Что произошло с наволочкой и простынями с этой кровати?
– Я не знаю.
– Вы не знаете?
– Ну, мне сказали, что экономка отдала их в прачечную.
– Так она не сохранила их?
– Нет.
– Почему вы не оставили их как доказательства?
– Потому что думал, в этом не будет необходимости.
– Так это правда, что ни на подушке, ни на простыне не было
пятен крови?
– Думаю, что не так. Они вроде бы были, но я не могу
припомнить.
Мейсон спросил язвительно:
– Если бы на них оказались пятна крови, думаю, вы непременно
сочли бы постельное белье важным доказательством и представили бы суду, не так
ли?
– Возражаю, так как вопрос носит предположительный характер,
– взорвался Бергер.
– Я его задал просто для того, чтобы добиться от свидетеля
определенного ответа, – возразил Мейсон. – Он же показал, что не знает, были ли
пятна крови, вернее, не помнит.
– Пусть свидетель ответит на вопрос, – решил судья Маркхэм.
– Не знаю, – признался сержант Голкомб и добавил: – Это вам
бы следовало знать, мистер Мейсон. Ведь именно вы обнаружили разделочный нож.
В зале суда послышались смешки. Перри Мейсон ответил:
– Да, я знаю. И вы спрашиваете меня, что бы я вам на это
ответил, сержант?
Судья Маркхэм опустил молоточек.
– Довольно! – приказал он. – Свидетелю надо задавать вопросы
конкретно и по существу. Впредь не должно быть никаких перебранок между
адвокатом и свидетелем.
– Выходит, – продолжил Мейсон, повышая голос, – раз на
наволочке и на простыне не было пятен крови, и, возможно, поэтому, увидев в
постельном белье доказательство, которое ослабит позицию обвинения, вы прямиком
отправили их в прачечную, когда единолично производили осмотр помещения, не дав
тем самым защите ни единого шанса представить белье суду. Разве я не прав?
С ревом Бергер вскочил на ноги, и из него посыпались
возражения:
– Спорно, не по существу, лишено основания, не соответствует
процедуре перекрестного допроса, попытка повлиять на присяжных, оскорбительная
по сути.
Мейсон в ответ просто улыбался.
– Свидетель может ответить на вопрос, – распорядился судья
Маркхэм, – ведь до сих пор мы не услышали четкого ответа – почему постельное
белье отправили в прачечную?
– Я не в курсе, – ответил сержант Голкомб. – Постельным
бельем я не занимался.
– Но вы дали понять экономке, что в комнате не мешало бы
убраться?
– Возможно, что и так.
– И заправить постель тоже?
– Может быть.
– Тогда, – провозгласил Мейсон, бросая торжествующий взгляд
на присяжных, – у меня все!
– Вызываю Джона Дункана, – возвестил Блэйн, когда Бергер сел
на свое место, предоставив своему помощнику ненадолго взять инициативу в свои
руки.
Дункан помпезно выкатился вперед и был приведен к присяге.
– Ваше имя?
– Джон Дункан.
– Вы адвокат из Иллинойса и вы знаете обвиняемого Питера
Кента?
– Да, совершенно верно.
– Вы находились, как я полагаю, в его доме тринадцатого и
утром четырнадцатого числа этого месяца?
– Это верно. Я участвовал в деловом совещании с мистером
Мейсоном, его адвокатом. На совещании также присутствовали Эллен Уорингтон,
секретарша мистера Кента, и мой клиент, Фрэнк Б. Мэддокс. Насколько помнится,
там находился также некий доктор Келтон.
– В какое время вы покинули совещание?
– Около одиннадцати часов. У меня был разговор с моим
клиентом в его спальне после того, как совещание с этими джентльменами решено
было отложить.
– Видели ли вы мистера Кента позже этим вечером и ночью?
– Я видел его ранним утром четырнадцатого.
– В какое время?
– Ровно в три часа утра.
– Где вы видели его?
– В патио, возле дома.
– Можете указать на схеме, вот на этой, под номером один,
точное место, где вы видели обвиняемого в названное вами время?
Дункан указал точку на плане.
– А где на этой схеме обозначена ваша спальня?
