– Ну так что? – спросил Мейсон.
Она протянула руку в перчатке и пальцем провела по складкам
юбки, где та задралась чуть выше колен. Ее глаза следили за движением пальца.
Когда же заговорила, то взглянула на Мейсона не сразу.
– Я вновь и вновь обдумываю все, что происходит. Готова,
пожалуй, признать, что затеяла судебный процесс в Санта-Барбаре из-за того, что
узнала, что Питер вновь задумал жениться, и не видела никакой причины, почему я
должна позволить ему дать себя обобрать какой-то любительнице поживиться за
чужой счет. Мне было известно, что эта женщина – медсестра. Подумать только –
Питер Кент женится на медсестре!
– А что плохого в том, что она медсестра?
– Все! – ответила она. – В том, что касается Питера Кента.
Ей приходится самой зарабатывать на жизнь.
– Наоборот, это здорово, – ответил Мейсон, – я люблю женщин,
которые живут своим трудом.
– Дело не в этом. Не думайте, что я сноб. Дело в том, что
она охотится за деньгами Питера Кента.
– Не согласен с вами.
– Думаю, не стоит это обсуждать, не так ли?
– Начал не я, а вы.
– Ну, я просто пытаюсь объяснить вам, почему я изменилась в
душе.
– Насколько я понимаю, вы стараетесь убедить меня, что в
вашем сердце проснулись добрые чувства?
– Вот именно.
– Почему?
– Я вдруг решила, что если Питер немного не в себе и желает
прохлопать свои деньги, то мне не следует его останавливать. Если это то, что
сделает его счастливым, – что ж, я хочу, чтобы он был счастлив.
– Даже так? – скептически спросил Мейсон.
– Знаю, вы не желаете мне верить, – ответила она вымученно,
– считаете меня расчетливой и хладнокровной. Как бы я желала сделать что-нибудь
такое, чтобы убедить вас в противном. Я ценю ваше доброе мнение, мистер Мейсон,
очень высоко, так высоко, что вы даже себе не представляете. Я имела дело со
множеством адвокатов, но я никогда не встречала ни одного из них, кто бы был
настолько прямолинеен, энергичен и… до грубости честен, как вы. И я могу
видеть, что вам я не нравлюсь. Обычно мужчины меня любят. Мне бы очень
хотелось, чтобы вы относились ко мне так же, как я отношусь к вам.
Мейсон открыл сигаретницу и протянул ее. Она взяла сигарету,
внезапно подняла глаза на него, улыбнулась и сказала:
– Жду, когда вы ответите мне: «Благодарю вас».
– Благодарю вас, – сказал Мейсон совершенно равнодушно. Он
дал ей прикурить, затем поднес горящую спичку к своей сигарете и изучающе
разглядывал посетительницу сквозь облачко табачного дыма. – Ну и что дальше?
– Окружной прокурор желает вытащить меня на свидетельскую
трибуну.
– Для чего?
– Чтобы я дала показания, как Питер пытался убить меня
разделочным ножом.
– Прокурор думает, что сможет использовать ваши показания?
– Вот его собственные слова: «Думаю, где-то Мейсон
приоткроет лазейку и даст мне возможность через вас вставить ему фитиль».
– Есть еще что-нибудь?
– Вы не слишком-то набиваетесь на мою откровенность.
– Если бы я точно знал, что у вас на уме, – ответил он, – я,
возможно, облегчил бы вашу задачу.
– Я хочу позволить Питеру получить развод.
– Почему?
– Потому что думаю, что для него это наилучший выход.
– И как же вы собираетесь содействовать этому? – задал
вопрос адвокат.
– Хочу забрать из суда все свои иски. Это полностью
расчистит ему дорогу. Окончательное решение о разводе уже вынесено, и если я
заберу свои бумаги, тогда ему больше никто не помешает жениться, разве не так?
Мейсон не ответил прямо на ее вопрос, но спросил в свою
очередь:
– И сколько же вы хотите откупного?
– Что заставляет вас думать, что я чего-то ожидаю взамен?
– Неужели я ошибся?
– Я не меркантильна. Мне не нужны деньги Питера, но я ничего
не умею. У меня нет профессии. Нет никаких навыков. Не могу даже печатать на
машинке или стенографировать.
– Сколько? – повторил Мейсон.
В ее глазах вспыхнуло что-то и тут же погасло.
– А сколько вы намерены предложить? – притворно-застенчиво
спросила она.
– Я не могу делать никаких предложений.
– Но вы можете предложить то, что Питер хотел бы мне
выплатить, или не можете?
– Нет, не могу.
– Я бы взяла двести тысяч долларов наличными. Это обеспечило
бы мне тот образ жизни, к которому я привыкла еще при Питере.
– Не стремитесь к этому, – заявил ей Мейсон. – Овчинка не
стоит выделки.
– Что не стоит?
– Стремиться обеспечить себе жизнь за такую цену.
– Вы что, пытаетесь учить меня, как жить? – вспыхнула она.
Он покачал головой:
– Нет, я пытаюсь объяснить вам, чего вы не сможете получить.
– А чего я не смогу получить?
– Двести тысяч долларов.
– Не знаю, – заявила она, быстро проведя пальцем по складкам
платья, – как я могу обойтись меньшей суммой?
– Вы же сейчас получаете пятнадцать сотен в месяц. Допустим,
что и впредь вы будете довольствоваться этим. Пожалуй, это немного лучше, чем
пухленькая сумма. У вас будет фиксированный месячный доход, и вы ни от кого не
будете зависеть.
– И как долго это может продолжаться?
– До бесконечности, – ответил Мейсон, – если, конечно, вы не
выйдете замуж.
– Нет, – возразила она, – я не хочу тянуть соки из Питера
подобным образом. Я предпочла бы оговорить единовременную небольшую выплату – и
покончить с этим.
– Что вы подразумеваете под «небольшой выплатой»?
– Двести тысяч долларов.
Мейсон покачал головой с самым прискорбным видом:
– Нет, я даже не могу сообщить вам, что мой клиент вообще
намерен выложить откупные. С вами настолько приятно было иметь дело все это
время, что рискну намекнуть: я действительно думаю, что для вас лучше оставить
эти пятнадцать сотен в месяц. С прицелом в отдаленное будущее вы окажетесь в
лучшем положении, чем если вам удастся выторговать большую сумму сразу.
– Предположим, я запрошу меньше.
– И сколько же?
