Никто из отряда не понимал, что задумал Кан, но юноша упорно заставлял сооружать подпорки и не отходил от солдат, пока три огромных зеркала действительно не оказались у входа в шахту. Ещё полчаса Цинь что-то подправлял, смотрел на небо, на шахты, поворачивал зеркала, пока не оказался доволен получившейся конструкцией. И когда Лян надеялся, что им наконец-то объяснят, что задумал этот мальчишка, Цинь взял зеркала поменьше и шагнул в шахту. Солдаты замерли. В полумраке были слышны лишь шорохи. Солнечные зайчики, выхватывающие из темноты старый тоннель и деревянные крепи, вдруг вспыхнули, и свет разбился о новое зеркало, убегая вперёд. А Кан выскочил из шахты, схватил ещё несколько зеркал и тут же исчез внутри снова.
Если у него не получится, это будет самая глупая смерть на свете и самая безумная трата семейных денег. Помолившись Небу о своей бренной душе, Кан вернулся в последний раз – за гуаньдао.
– Готово. Без моего приказа в шахту не входить. Ждать два часа.
Солдаты задумчиво наблюдали за тем, как силуэт нового начальника их гарнизона тонул в полумраке.
– Интересно, – протянул один из них. – Может, в этот раз столичный подохнет?
***
В недрах шахт было слишком тихо, только тонкие лучи солнца, направленные зеркальным лабиринтом, дрожали на стенах. Кан, стараясь даже дышать тише, достал несколько печатей и развесил их на двух проходах из трёх, чтобы не получить оттуда лишних противников. Сколько здесь могло спрятаться демонов? Ещё одну печать он примотал к гуаньдао – слабая защита, но всё-таки. Надо будет отца попросить прислать новые печати, иначе с такими проблемами у него ещё до конца зимы не останется ни одной…
Цинь снял перчатку. Сердце колотилось бешено, но отступать было нельзя. Зашипев, юноша провёл ладонью по лезвию гуаньдао, пустив себе кровь.
– Давайте. Вы же хотите жрать.
Его план был предельно прост и сложен одновременно. Когда они с Сюин были маленькими, то часто развлекались дома, воруя все зеркала, до которых дотягивались руки, и строили лабиринты: сначала из отражений, потом начали запускать в длинную погоню солнечных зайчиков, соревнуясь в сложности и выдумке. Особым мастерством для детей считалось провести свет в коридор, где располагался вход в подвал. Как-то раз, замерев перед тяжёлой резной дверью, его сестра выдала забавную мысль о том, что демоны боятся любого света, а значит, отражение тоже должно считаться. Отец тогда вырос у них за спинами из ниоткуда, цепко положил руки детям на плечи и ехидно хмыкнул, что его юная дочь гораздо умнее некоторых мужей. Сюин с её незаурядным умом действительно стоило родиться мальчишкой.
Теперь же он играл один. И вместо сестры его противником было что-то, что зашумело в недрах шахты. Дрогнули мелкие камни, шорох становился всё ближе и ближе, и Кан сделал шаг назад, сжав оружие. Ну же…
Первыми появились чудовища из боковых проходов. Чёрное месиво с искорёженными руками и ногами, вздувшимися телами, больше напоминавшее пауков, сшитых с людьми, выбежало из правого прохода и ударилось о невидимый барьер, взвыло и зашипело, принимаясь биться вперёд и тянуть перекрученные пальцы в сторону капель крови на земле. Ещё одна тварь, визжа, ударилась о такую же невидимую преграду слева. Работает. Конечно, работает, – в Ночь шествия же всё прошло хорошо. Но из-за этого шума было совсем не разобрать, что приближается из центрального прохода. Кан подобрался, готовый рвануть назад к свету, когда увидит противника, но замешкался буквально на секунду.
Потому что таких демонов он раньше не видел.
Это была девушка. Совершенно точно это была женская фигура. Длинные чёрные волосы, сальные и слипшиеся, свисали почти до живота; руки, вывернутые из суставов, неестественно болтались, заставляя вздрогнуть от острых углов перекрученных суставов.
– Еда… – шепнула девушка, запрокинув голову. – Еда. Еда. Есть.
Видимо, она совсем недавно стала демоном, а значит, перед ним бывшая шэнми. Все шэнми обречены стать демонами после смерти. Кан сделал осторожный шаг назад. Это в такое существо превратится отец?
– Есть. Есть. Есть. Ты вкусный? – девушка подобралась, голова рухнула ей на грудь, точно как у сломанных кукол Сюин.
Твари в проходах перешли на щёлканье и визг, а ноги девушки начали ломаться, подёргиваясь непроглядной тьмой. Трещали кости и лопалась кожа, что-то чавкало, но Кан стоял на месте. Она ещё соображает. Может не сработать. Нужно подманить.
Стоять на месте было ещё невыносимее, чем бежать через траншеи. Когда бежишь, всё равно сопротивляешься – хотя бы смерти, – но у него не было запасного плана. Тело девушки приподнялось выше; Кану оставалось только смотреть, как тьма обгладывает фигуру, как нижняя часть тела искажается, оплетая бывшую шэнми, обращаясь в гигантские паучьи лапы. И только когда тварь сделала рывок в его сторону, Цинь отпрыгнул назад. Лапы ударились в паре миллиметров от Кана, попали в перекрестие солнечных лучей зеркального лабиринта и тут же запузырились от ожогов, заставляя тварь отдёрнуться. Она взвыла, и теперь в её глазах Кан читал бешенство, перемешанное с голодом. Но вперёд она не пошла, заскрежетав ногами рядом с ловушкой.
Кан ещё раз провёл рукой по лезвию, желанная тварью кровь тяжёлыми каплями падала на пол. Ну же! Давай!
Тварь заметалась перед световой ловушкой, не выдержала и сунула руку вперёд, пытаясь схватить человека. Цинь сразу ударил по ней лезвием гуаньдао, срубив и оттолкнув конечность подальше, но тут же выругался, потому что отрубленная рука поползла обратно. Он невольно отвлёкся, а тварь, всё больше терявшая рассудок от запаха свежей крови, побежала на Кана, обжигаясь солнечными лучами.
Он хотел бегать? Пожалуйста! Но вместо того, чтобы двинуться в сторону выхода, Кан ушёл вбок, выставляя древко гуаньдао перед собой вместо щита. Челюсть девушки распахнулась так, словно её вывернули, обнажая острые зубы, но щёлкнула она ими прямо перед древком, не в силах добраться до человека из-за привязанной к оружию печати.
А кровь текла из раны, дразня демона всё больше и больше.
Лишь бы не оступиться. Всё хорошо. Это сработает. Это сработало.
Тварь развернулась за человеком, снова делая рывок через переплетение солнечных лучей и неизбежно обжигаясь. Ещё круг. Ещё один. Это было больше похоже на танец, только горелой плотью пахло до невыносимости. И кровью.
Но в какой-то момент, когда несколько паучьих лап уже подкосились, а тело девушки чернело пятнами от ожогов, Кан, в очередной раз отскочив, зацепился ногой за камень и рухнул на землю. Тварь восторженно взвыла и рванулась к нему. Острая лапа прошила плечо, но боли Цинь в этот момент не чувствовал, лишь сжал до белых костяшек второй рукой древко, выставив его перед шеей. Тварь выла и щёлкала пастью перед печатью; на мгновение в глазах мелькнул разум, и зубы вдруг сомкнулись чуть ниже на окровавленной руке, выдирая вместе с одеждой и бронёй кусок мяса. А затем она вдруг затихла, и в лицо Кану ударил солнечный свет, выжегший тварь насквозь – всё это время, одуревшая от голода и добычи, бывшая шэнми стояла прямо под солнечным лучом, не в силах остановиться и отпустить добычу. Туша медленно завалилась на Кана, и тот, хрипя, с трудом сбросил её с себя. Пошатываясь, Цинь пошел к зеркалам, ещё работающей рукой поворачивая их в сторону почти трупа, пока тварь не успела подняться при помощи одной Бездне известной силы.
