– …Не со зла? Думаешь, они такие, потому что так созданы?
– Да, но… – мысль о Юне не сочеталась с тем, в каком спокойствии жил Сораан.– В этом городе они просто… живут. Цен говорил, что это мы начали войну.
– А им пришлось защищаться.
– Это правда?
Во взгляде Юнсана читалось разочарование. Он выпрямился и хрустнул пальцами.
– Кто такие асуры, Тао?
– Тени.
– И что такое тень?
– Порождение Бездны.
– Бездна и Тень – это одно и то же. Ты делаешь шаг – что делает твоя тень?
– Тоже… делает шаг? – Тао нахмурился. – Повторяет?
– Именно. Асуры просто повторяют за людьми. За дэви. За жизнью. Все их личности, все их желания, кроме функций, данных Бездной, – всего лишь часть развития. Чтобы лучше понимать добычу, чтобы лучше охотиться, чтобы ловить новых жертв. Это всего лишь маски. Яркие и красивые.
– Но они же правда испытывают то, что… повторяют.
– И об этом ты с Ценом тоже говорил, как я посмотрю?
– Да… Они не казались мне мёртвыми, – Тао вдруг спохватился. – Простите.
– Глупые извинения. Но тебе было действительно достаточно того, что тебя не мучили? – Юнсан положил когтистые тонкие пальцы на белокурую макушку, и и холодным голосом добавил: – Разочаровывает. Впрочем, не твоя вина.
В голове Тао помутилось. Даже лун-ван не мог читать мысли, не мог открыть память, как старую книгу, и исправить написанное. Но, как и в прошлый раз, что-то происходило. Воспоминания Тао о Сораане стали медленно меркнуть, словно уходя в туман. То, что, казалось бы, произошло совсем недавно, исчезало, будто дурное воспоминание, облекаясь в размытые образы, больше похожие на сновидения. Стены города, дом Цена, разговоры, вино, Ида, Заан – всё смешивалось, и маленький дэв сам не заметил, как закрыл глаза и провалился в тревожную дремоту. Юнсан подхватил обмякшее тело и отнёс на кровать в комнату, которую он выделил для мальчика.
Как странно. Родители Тао были такими уверенными и непоколебимыми в своих принципах, но, похоже, забыли научить этому родного сына. Пара недель, когда с тобой обращаются, как с забавным зверьком, – и в эту светлую голову уже закрались сомнения. Пусть спит. Пусть всё, что произошло в Сораане, остаётся дурным сном. Не то чтобы Юнсана на самом деле трогала судьба Тао, но он умел нести груз ответственности, а это пернатое недоразумение теперь было на его совести. Значит, придётся потратить время на то, чтобы он вспомнил, кто он такой и какими тропами идёт Небо. К сожалению, что бывает с дэви, которые оступаются, дракон хорошо знал. И с теми, кто, оступившись, падает.
Нужно найти брата.
***
Это было очень давно. Когда-то они были совсем маленькими. Две ленты – золотая и серебряная – кружились над гладью океана и с каждым кругом спускались всё ниже и ниже. Их первый день в Цияне – Оэлунн так хорошо его помнил. Он был на несколько лет младше Юнсана, но многие принимали их за близнецов: слишком похожи, лишь ужимки и серебро отличали Оэ от брата. Юнсан же всегда был серьёзным, даже в тот, самый первый, день. И эта серьёзная чешуйчатая змея так боялась воды, Небо! Юнсан храбро сжимал острые, как иглы, зубы, и это было ещё уморительнее.
– Отец убьёт тебя, Оэ!
– Так пусть сначала поймает!
Ветер и смех… Пока они были юными, всё было так легко и просто. Циян завораживал Оэлунна. Как этот мир отличался от Небесных городов! Сколько красок, сколько жизни было в каждом вдохе! Настоящей жизни, материальной, рождённой в муках и угасающей в одиночестве. Серебряный дракон не мог надышаться солёным и несовершенным воздухом океана с примесью гнили от умершей где-то рядом огромной рыбы, над которой кружили чайки. Они никогда не были так близко к воде, и Оэ нырнул, рухнув с невероятной высоты в голубую воду, окатив брызгами брата от морды до хвоста. В воде он обернулся в человека, и, хохоча, выплыл на поверхность, расслабившись и позволяя волнам баюкать себя. Глупые человеческие ноги, забавные руки, а эта шерсть на голове…
– Вернись немедленно! – крошечный золотой дракон недовольно кружил вверху, прямо у Оэлунна над головой, норовя дать хвостом по лбу.
– Лучше сам спускайся. Вода солёная!
Даже в детстве голос Юнсана был полон строгости, а в каждой фразе самого Оэ таилась насмешка. Поняв, что старший брат не собирается следовать его примеру – что, на взгляд Оэлунна, было просто-напросто глупо, раз уж они сюда добрались, – младший уловил момент и подбросил себя в воздух, чтобы тут же рухнуть вниз, унося в воду шипящую золотую змею.
– Попался!
«Посмотри, как прекрасен Циян, Юнсан».
Тяжёлое облако закрыло солнце, окрашивая воду в тёмный цвет.
– Брат?
Юнсан растаял прямо в его пальцах, а цвет воды поменялся, становясь сначала тёмно-синим, а после и вовсе чёрным. В лицо Оэ вдруг ударила волна, защипало в глазах, а к солоноватому привкусу добавилось послевкусие железа.
Он тёр глаза, от чего становилось только хуже, но, когда Оэ смог проморгаться, то увидел, что океан окрасился в кровавый цвет. Солнце исчезло.
– Юнсан!
Серебряный дракон забарахтался на волнах, но вода вдруг перестала держать его, и Оэлунн с головой провалился вниз, не в силах оставаться на плаву, выдыхая последний воздух из лёгких…
***
…Он рухнул прямо в тронный зал. Небо, как его давно здесь не было! Даже смешно. Люди не умели строить так легко и воздушно, выражать истинное изящество и совершенство порядка в каждой детали. Простор и тишина. Дом.
Оэ стёр с лица кровь, невольно замерев от нахлынувших воспоминаний. А затем повернулся к недовольному брату, вертевшему в руках тяжёлую чёрную жемчужину.
– Брось, Юнсан. Ты теперь лун-ван. Неужели не рад? – Оэ подмигнул старшему брату и толкнул окровавленными пальцами его в плечо.
– Опять ты шутишь. Нет ничего хорошего в том, что отец умер.
– Ну, он был довольно несдержан…
– Оэлунн!
– Что? – Оэ пожал плечами. – Ты будешь лучше. И корона тебе к лицу.
– В Бездну её… – Юнсан проглотил чёрную жемчужину, добытую с трупа отца, и поморщился.
– А обет лун-вана всё тот же? Уже чувствуешь что-нибудь?
– Думаешь, это так смешно? Может, свою жемчужину мне тоже отдашь?
– Обойдёшься. А сейчас? – Оэлунн теперь шёл задом наперёд, внимательно рассматривая страдальческое лицо брата.
Слишком много эмоций. Ох, если бы он мог ему помочь и лишить его их, Юнсану было бы гораздо легче… Это его проблема. Это его погубит, вместе с грузом ответственности. Оэлунн никак не мог понять, когда же это началось, – или его брат с рождения был таким любителем замотать себя в цепи? Всем помочь, за всех решить, принести себя в жертву, но добиться какой-то бесполезной, на взгляд Оэ, правоты Неба. Ещё эта любовь к людям, она обременяла его брата. Отец людей не любил. Большинство дэви относились к ним, как к милым зверюшкам, и Оэлунн не был исключением, но Юнсан… Он так и не придумал, что же с этим сделать, но волновался за старшего брата, и это, возможно, было самое яркое чувство, которое испытывал Оэ.
