– Проваливай!
Сюин, добежавшая до Вэя, упала рядом с Чжаном и одной рукой закрыла ему глаза, а второй рукой бросила печать на руку Вэя, заставляя демона отдёрнуться от юноши.
– Пошёл вон, я сказала!
Она хаотично доставала печати, но рядом не было закрытого места, везде оставались бреши, куда могли проползти тени. Вэй, стоило развеяться мороку, провалился в обморок, а Сюин только и оставалось, что оттащить Чжана к стене и отгораживаться от теней печатями. Она сможет, ничего страшного, надо просто найти убежище. Но мальчишка, который довёл её сюда, куда-то исчез, а Сюин понятия не имела, что это за часть бедняцкого района и куда можно сбежать.
Наверное, нужно было дождаться брата.
Чёрный туман, подступивший к ним, пытался схватить её за руку, но всё, что могла Сюин – это отмахиваться печатями. Она положила их на ноги Вэя, на его руки, на тело, на голову, закрепила несколько на себе, и чем дольше она это делала, тем меньше замечала, что слишком долго смотрит на проклятые амулеты.
И только сейчас она по-настоящему испугалась.
Только сейчас она поняла, что истории брата о том, как он побеждал демонов, по-настоящему страшные.
А она не брат. Не воин. Она не знает, что делать с Чудовищем.
Небо, может, Кан был прав, когда взялся за это дурацкое гуаньдао.
И почему так болят глаза?
Почему так темно?
Мысли путаются…
Отец говорил – нельзя смотреть на печати.
Нельзя.
Ничего не видно.
Где она?
Кто она?
Нельзя смотреть – сойдёшь с ума.
Кто это говорил?..
Глава 27. Без масок
Для Оэлунна время пролетело незаметно чередой кошмаров и разговоров с самим собой. С каждым днём рука болела всё больше и больше, но дракон этого словно не замечал. Гораздо важнее ему казались те поиски истины, которые он не прекращал ни на день. Пока асуры и дэви грызлись, пока его брат заковывал себя в цепи лун-вана всё крепче, Оэлунн наблюдал.
Он следил за пляской света и тени, за циклом жизни и смерти. Как его брат всё видел при свете Солнца, так и Оэлунна вёл звёздный свет. Ничто не могло от него укрыться: смех и страх, боль и голод, самоуверенные асуры и гордые дэви, влюблённые в свою силу не меньше, чем асуры – во вкус крови и угасающих душ. А ещё люди, близорукие и недоразвитые, бесцельно копошащиеся на теле мира и прорубающие свои тропы в его недрах. Всё это выглядело… довольно пошло.
И, пожалуй, уродливо.
Мириться с уродством он готов не был. Чем дальше он заходил, тем чаще наталкивался на границы; они были тяжелее, чем само Небо, тяжелее, чем цепи, которыми сковывал свои плечи Юнсан. Цепи порождали слепящий свет, и чем ярче он был, тем чернее отбрасывал тени. Циян состоял из острых углов; его жители состояли из крайностей. Все знали, что противодействие сил естественно, но, кажется, никто, кроме Оэлунна, не задумывался, что они должны не сталкиваться, а плавно перетекать друг в друга, уничтожать друг друга так же естественно, как огонь выжигает воду, а вода – тушит пожар. На заре своего существования Циян не был создан целым, но сейчас он должен быть… сшит.
Мысль о грани между жизнью и вечностью, миром и Тенью занимала Оэлунна всё больше и больше. Тень не живёт. Её нет в Круге перерождений. Но если показать ей дорогу – может, получится привести этот скучный мир к новой грани?
Чем больше Оэлунн думал об этом, чем глубже вгрызалась в его душу кровь асуры, тем сильнее трескалась маска дракона: в глубине его мечтательного взгляда проступал потусторонний холод. Другой на его месте мог бы пожелать силы, но Оэ был не таков. Что значит сила, когда утрачена истина? Ему нужно было разбить цепи, изменить сам порядок вещей. Истину нужно вырвать, чистую и беспомощную, вырвать так же, как выпускают душу из оков костей.
И лишь тогда, когда Циян избавится от клетки собственного скелета, из этой грязи может получиться что-то красивое.
***
Это была прекрасная ночь, чтобы совершить задуманное. Брат несколько успокоился, к тому же, помимо обычных забот, Юнсан вынужден был следить за этим птенцом, что любил совать нос в чужие дела. Оэлунна подвели только облака. Кто бы мог подумать: то, что скрывало его от чересчур любопытных глаз, в итоге не дало ему увидеть этого… цыплёнка. Что делал Тао на пути к Небесному городу в столь поздний час? Оэ начинало казаться, что истинным даром этого мальчишки был не ветер, а способность находить приключения на свою шкуру, причём смертельные. Ловить его было бесполезно и глупо: если Оэлунн отвлечётся, то выиграет меньше времени, чем потеряет. В конце концов, никто, кроме
Юнсана, не станет Оэлунну помехой. Если бы птенец полетел за ним, а не рухнул вниз докладывать брату, цены бы его глупости не было. Что ж, и ошмётки могут поступать по-умному. Иногда.
Ему нравилось наконец-то не скрывать отраву в своей крови. Иссиня-чёрный змей скользил меж облаками, бесшумно приближаясь к Небесному дворцу. Обойти дэви – игра для того, чьи тропы пролегают в безлунной ночи. Он не искал сражений, ему нужно было лишь попасть в одно место, из-за которого небесный порядок и избавлялся от таких, как он. «До чего же же убогий и трусливый свод правил». Оэлунн поднырнул под облачное озеро, облетая стражу и стены, пока не добрался до стен дворца. Это место он знал лучше, чем что-либо в Цияне. И как же приятно вернуться домой… Оэ оскалил клыки, постучал по стене когтями – и эхо этого звука, рассыпавшись сотней серебряных колокольчиков, выскользнуло с другой стороны, отвлекая стражей, чтобы дракон смог пробраться к балкону своей старой комнаты и бесшумно открыть почерневшими когтями окно. В другом состоянии он бы этого, конечно, не сделал. Сколько сил приложило небо, чтобы изгнанные не могли вернуться обратно. Да и не только небо: Оэлунн чувствовал грозовую магию брата, через которую он не смог бы преступить, но… Судя по всему, даже чары Юнсана переставали действовать, если сплавить тени с драконьей кровью. Должно быть, обидно. И как же интригующе – на что ещё он способен с таким подарком? Улыбнувшись, Оэлунн тихо засвистел, погружая стражников крепости в дрёму, чтобы добраться до нужного павильона без шума. Его присутствие заметят, но не раньше, чем свет звёзд достигнет земли.
Спустя всего пару минут Оэ толкнул тяжёлые витые ворота, мерцающие мягким светом, и проскользнул в самую важную часть Небесного города. Замок вряд ли остановит стражу или его брата, что скоро примчится сюда, но Оэлунн всё равно пустил кровь и провёл когтями между створками, расплавив и запечатав их. В его случае время было непозволительной роскошью. Может статься, счёт пойдёт на секунды.
Через несколько шагов дверной проём исчез из виду; исчезли серебристые, будто сотканные из света, колонны, стены утонули во мгле. Пространство дрожало, туман скрывал истинные размеры этого места. Мраморные плиты сменились призрачной дымкой, и Оэ подлетел к берегу реки… или к тому, что он привык называть рекою.
