Ротмистр повел вожжами. Жеребец точно ждал этого – дрогнул всей своей статной фигурой, вытянул морду вперед и засеменил ногами.
Они быстро домчались до каких-то рогаток. Тут было остановил их караул. Но ротмистр шепнул несколько слов дежурному сержанту и тот, подобострастно отдав честь, самолично поднял рогатки. Гнедой помчался уже по широкой загородной проезжей дороге.
– Где мы?
– За Крестом! – отвечал ротмистр.
– А… я это место люблю… я тут вчера ездила, да недалеко… ты теперь подале… в лес…
Гнедой быстро домчал молодых людей до Алексеевского. Село стояло темно и тихо, но некоторые окна еще светились яркими лучинными огоньками. За Ростокином ротмистр повернул гнедого влево, и они очутились на узкой лесной дорожке. Гнедой пошел тише, громко похрапывая и поводя ушами.
– Волков слышит, – заметил ротмистр.
– Где же они? – спросила девушка. – Покажи мне их. Я еще ни разу не видала волка.
– Нет, они где-нибудь далеко… тут их нет…
– А придут они?
– Могут и прийти.
– А страшно?
– Кому как. Мне не страшно. У меня для них есть хороший гостинец.
– Ах, и я с тобой ничего не боюсь! Да я и так, одна, ничего не боюсь. Ты не знаешь, – вдруг начала девушка каким-то тихим, задушевным голосом, – что про меня в нашей округе нехорошо говорят?
– Что же говорят?
– А называют меня Чертовой Сержанткой.
– Какое название забавное! – засмеялся ротмистр, стараясь заглянуть в лицо девушки, которое, чудилось ему, в настоящую минуту было необыкновенно привлекательно.
И оно было действительно таково. Дашутка радостно пылала, и темные глаза ее горели под собольей шапочкой.
Она все ближе и ближе прижималась к молодому человеку, и тому быстро и горячо передавался ее девственный порыв. Сердце его ныло сладостью, и он сознавал, что эта сладость не временная, не обманчивая и что сидящая рядом с ним красавица чувствует то же самое. «Она будет моя, – решил он про себя, – женюсь!»
Как бы угадав его мысль, девушка спросила:
– А ты женат аль нет?
– Нет, я не женат.
Девушка помолчала, как бы собираясь с какими-то мыслями, и потом вдруг начала:
– Э, коли так, так я, может, тебе и под пару буду! Ты богат?
– Богат! – произнес молодой человек. – Но лучшего богатства, чем ты, я и не желал бы в мире!
– Не врешь?
Вместо ответа ротмистр бесцеремонно отыскал губы девушки и горячо впился в них поцелуем. Девушка ответила ему тем же, и когда слишком продолжительный поцелуй прервался, сказала:
– Вот люблю молодца за обычай: берет девицу сразу, в дальний ящик дела не откладывает!
Не успела девушка проговорить это, как вблизи, казалось в нескольких шагах, послышался протяжный волчий вой. Это было так неожиданно, что молодые люди невольно вздрогнули, как-то плотнее прижались друг к другу, а гнедой вдруг рванул вперед.
Ротмистр сдержал его порыв. Гнедой сильно захрапел, наклонил голову и пошел судорожным шагом. Молодой человек начал что-то вытаскивать из-под шубы. Но волчий вой раздавался уже в стороне и медленно удалялся.
– Стало, волк-то ушел? – спросила девушка.
– Ушел… испугался…
– А я было хотела посмотреть на него.
– Зверь не особливо занимательный, – сказал ротмистр, внутренне радуясь, что серый неприятель отступил.
В его душе зашевелилось смутное чувство какого-то предрассудка. Волчий вой, раздавшийся в момент страстного поцелуя, вдруг показался ему каким-то не особенно хорошим предзнаменованием. Но это было мимолетное чувство. Чувство привязанности, чувство ощущения возле себя хорошенького существа, которое только что подарило его, может быть, первым своим поцелуем, взяло верх. Он даже забыл и о том, что отчасти ему сперва не нравилось в ней – он забыл ее довольно грубую речь и грубое обращение. Как человеку, хорошо по тогдашнему времени воспитанному и вращавшемуся в высшем кругу московского общества, ему не могла это особенно нравиться.
Но чего не забывает молодость? Чего она не прощает за свою первую любовь, когда чувства кипят, кровь волнуется и все окружающее дышит радостью и приветом?
Он молча обнял девушку, застыл в этом положении и задумался, счастливый, о том, как все в мире совершается случайно и неожиданно. Думал ли он, гадал ли он, отправляясь на кулачный бой, которым он нередко, надев тулуп и рукавицы, позволял себе забавляться, что он там встретит бойца-девушку, которая, несмотря на свое темное происхождение, так быстро очарует его, московского богача, аристократа и красавца, и так быстро приблизит его к женитьбе. И все это свершилось в течение какого-нибудь дня! Он думал еще и о том, что скажут по поводу этого его аристократические родственники, и не произойдет ли из всего этого чего-нибудь такого, что испортит всю его жизнь.
Девушка между тем думала совсем иное.
«Эк, – думала она, – облапил, словно медведь лесной! А хорошо так-то сидеть с ним, с молодцом».
И больше ничего.
А успокоившейся гнедой шел и шел все шагом. А месяц на небе светил ярко, очень ярко, и было кругом светло, и казалось иногда, что по деревьям и по кустам перебегают какие-то странные шорохи и тени…
Кулачный бой. Из альбома «Одежды Русского государства». 1836 г.
Русские бойцы использовали только удары кулаками. Существовали определенные правила, по которым нельзя было бить лежачего и человека с кровотечением, использовать какое-либо оружие. За несоблюдение норм строго наказывали
Глава XVII
Грозная домоводка
Родственники Глеба Алексеевича Салтыкова действительно горячо восстали против его женитьбы на дочери какого-то сержанта. Они составили между собой совет, разузнали хорошенько, кто такая Дарья Николаевна Иванова, и пришли в неописуемый ужас от полученных сведений. Но Глеб Алексеевич был человек независимый, имел большое независимое состояние, и влиять на него было трудновато. Решено было повлиять на девушку. С этой целью один из родственников, человек пожилой, решительный и холодный как лед, явился к Ивановой и заявил ей, что если она не откажется от Глеба Алексеевича, то ей на Москве несдобровать. Девушку это возмутило.
– Черти вы мазаные! – загорячилась она. – Да на кой мне черт ваш барин! Я и без него проживу как захочу! А коль он сам ко мне навязывается, так мне не стать же гнать его по шеям, как мошенника какого! Возьмите сами да и не пускайте его ко мне!
Пожилой и решительный человек, находившейся, однако, уж несколько лет под влиянием своей супруги, несколько мгновений смотрел на девушку испытующим, любопытным взглядом и почему-то сравнивал свою супругу с сидевшей перед ним девушкой.
