Как только мы покинули жуткий посёлок, я откинулась на сиденье, выдохнув. Неважно, что он ещё покажет. Мне больше не страшно. Казалось, Вит и сам это понимал.
Машина вернулась в черту города. Но до центра так и не доехала, свернув в небольшой спальный район.
– Здесь раньше жили Елена Львовна и Борис Евгеньевич, – Вит указывает на стандартную пятиэтажку. – В дом они переехали уже после того, как Гай стал популярным.
Я поджала губы, стараясь сдержать любопытство, но поддавшись, тихо спрашиваю:
– Почему ты не согласился на усыновление вместе с Гаем и Снежей?
Вит поворачивает голову, округляя глаза. Искреннее удивление выглядело настолько забавно, что я усмехнулась, но быстро опомнилась.
– Вера Львовна рассказала, что они хотели забрать вас троих, но ты отказался. Почему?
Раз уж Вит приоткрыл занавес своей жизни, мне хотелось заглянуть как можно дальше, услышать как можно больше. Я чувствовала, что должна понять его. Пусть ничего не изменится, мне просто нужно было это.
– Я не доверял. – Вит откидывает голову назад, ударившись о подголовник. – Никому. – Я могу его понять. После того, как предали собственные родители, верить кому-то постороннему сродни фантастике. – Гай тоже не хотел новых родителей, но Снеже они были нужны. Отпускать её одну было нельзя, поэтому он пошёл с ней.
– Оказалось, что им можно доверять.
– Ага, – Вит едва заметно улыбается, и это гораздо лучше, чем хмурый прищур.
– А почему ты не пришёл к ним, когда вышел из детдома?
– Как ты себе это представляешь? – Его брови взлетают почти на лоб. – Разве я могу ужиться с кем-то?
– Ты не особо общительный, – признаю я, Вит хмыкает. Уголок губы тянется в сторону: – Мягко сказано.
Ухмылка Вита становится шире:
– Очень мягко.
Обстановка в машине разряжается. Вит поглядывает на меня. Глаза его скользят по моему лицу сдержанно, но не грубо. Я закусываю губу, чувствуя потягивающее напряжение внизу живота.
Машина тем временем останавливается перед гаражным кооперативом. В груди шевельнулось предчувствие наравне с предвкушением. Я поняла, куда мы приехали. Нетерпение кольнуло пятую точку, я заёрзала.
Вит вновь становится серьёзным. Скулы отчётливее выделяются на его худом лице. Он достаёт пульт, шлагбаум поднимается. Мы въезжаем на территорию кооператива, проезжаем пару пролётов, поворот, ещё поворот, останавливаемся в тупике.
Я не дожидаюсь приглашения, выскакиваю из машины, но останавливаюсь: не знаю, какой именно гараж нам нужен. Оборачиваюсь к Виту. Тот подозрительно сдвигает брови. Закусываю губу, постукивая ногой, едва сдерживаюсь, чтобы не броситься наугад.
Вит подходит к гаражу с номером 667. Я втягиваю губы, чтобы не рассмеяться. Улыбку не удаётся сдержать, закрываю рот ладонью.
Вит открывает замок, затем поворачивается ко мне. Его глаза сужаются, а тело застывает, словно готовится к атаке.
Я убираю руку, понимая, что Вит интерпретировал мою реакцию по-своему.
– Почему не 666? – указываю пальцем на гараж напротив.
Парень поднимает глаза сначала к одному номеру, затем переводит к другому. Синие глаза внезапно посветлели, когда он уловил причину моего веселья.
– Он не продавался, – всё же серьезно отвечает Вит. – Пришлось довольствоваться тем, что было.
Парень поворачивает к своему гаражу, устремляется внутрь. Я моментально двигаюсь за ним, сгорая от любопытства.
Меня встречает темнота. Свет доносился только из открытой двери. Я прищурилась, без страха ступив дальше.
Слышу уверенные шаги Вита. Даже в темноте он ориентируется с кошачьей грацией. Хотя, скорее всего, он знает гараж как свои пять пальцев. А вот я могу с лёгкостью запнуться и грохнуться.
Поднимаю голову к зажёгшейся лампочке, свисающей с потолка. Жёлтый свет зарябил в глазах. Я пару раз моргнула, чтобы привыкнуть, и теперь могла осмотреться.
– Святая святых, – шепнула я себе под нос, крутя головой, стараясь уловить даже самую незначительную деталь.
Стены и потолок оббиты утеплителем, пол залит бетоном. Мои шпильки звонко цокали, пока я вертелась в разные стороны. Старый диван выглядел гораздо лучше того, который мы видели в родительской квартире Вита.
Напротив сколоченный стол, заваленный всякой утварью, покрытой обильным слоем пыли: электрический чайник и плита на одну конфорку, кастрюля, сковорода, пластиковые тарелки, ложки, вилки. Хмыкаю. Видимо, парни не мыли посуду, предпочитая выбрасывать пластик.
На каблуках поворачиваюсь к самой заваленной стене. Стол, набитый всякой аппаратурой, отдалённо напоминающую ту, которая стоит в их студии звукозаписи, несколько стульев, видавший виды микрофон, пошарпанная гитара и куча проводов – всё это смешалось в одну сплошную гору. Казалось, что если даже просто оттянуть один проводок, вся конструкция рухнет.
Диван скрипнул, оборачиваюсь, чтобы увидеть Вита, усевшегося на него, широко расставив ноги и уткнувшись локтями в колени. Глаза же его неотрывно следили за мной, выискивая подвохи. Но вот он откидывается на спинку, в свойственной ему манере, надменно выдыхает:
– Не хочешь спросить, что это за место?
– Нет, – пожимаю плечами. – Я и так знаю.
Вит шумно втягивает воздух сквозь стиснутые зубы:
– Гай?
Киваю. Парень скалится:
– Какого хрена он такое трепло?
– Хм, – подхожу ближе к звукозаписывающей системе, почти невесомо провожу пальцем, смахивая пыль. – Значит, вот, где зародилась ваша группа?
– Да, – парень быстро поднимается, отчего диван протяжно скрипнул, – первый альбом был написан здесь. – Вит подходит ко мне вплотную. – Хотя сейчас звучание изменилось, благодаря хорошей аппаратуре.
– А эта не хорошая? – спрашиваю не оборачиваясь.
Вит тянется к ней, огибая меня своими руками, из-за чего оказываюсь в его объятиях, вдыхая аромат его кожи вперемешку с запахом куртки.
– Она устаревшая.
Вит нажимал какие-то кнопки, крутил колёсики. Казалось, ему вовсе не мешает моё тело, перегораживающее путь. Я же стояла, не шевелясь, чтобы ненароком не спугнуть Вита. Его грудь была такой твёрдой и тёплой, что мне хотелось опираться на неё вечность.
Рука Вита ложится на мой живот, он чуть отодвигает меня назад, сильнее впечатывая в себя.
– Испачкаешься, – выдыхает он мне на ухо.
– Разве это сейчас важно? – Накрываю его руку своей, немного запрокидываю голову. – Это всего лишь одежда. Её можно постирать.
– А что важно? – Горячее дыхание опаляет щёку.
Ты. Я. Это место. То, что мы здесь вдвоём.
