– Множество причин. – Я опускаю глаза в пол. Навскидку я могу назвать с десяток.
– Назови хотя бы одну.
Он слишком хороший для меня – как бы примитивно это ни звучало. Я – червяк, без роду и племени. Моя мамаша – шалава, не брезгующая любым самцом. Отчим – владелец клубов и борделя, где и я частенько зависала.
Моя фамилия – фейк. Моя история – фейк. Даже мои глаза – фейк.
Я сидела в тюрьме, и такая метка гораздо хуже, чем печать позора.
Но это все не самое страшное. Шейн даже не подозревает, кого он целовал. Думаю, даже в самом страшном сне этому правильному мальчику, с его моральными устоями, не могло привидеться, что девушка, в чей рот он с таким самозабвение запускал свой язык, убийца.
Да, я убила человека. И не жалею об этом. Если бы сейчас все повторилось, я бы сделала то же самое.
Какую из этих причин назвать? Что рассказать о себе? Может, огорошить его всем и сразу?
Нет, конечно, нет.
– Мне не нужна вся эта хрень. – Я поднимаю глаза, в которых уже нет ничего, кроме суровой реальности. – Нравится, не нравится, какая разница? Говори, что я должна сделать, чтобы наконец свалить домой. Как же меня бесит эта школа!
***
Главная дверь заперта. Я запускаю пальцы в волосы.
Думай, Салли, думай! Чёрт тебя побери!
Я стискиваю свою голову, стараясь привести себя в чувства, отогнать страх, сковывающий тело и парализующий нормальную работу головного мозга.
В этом доме ещё два выхода: из кухни, ведущий в открытую веранду, и под лестницей, из которой можно попасть во двор. Позади двора огромная территория, покрытая густыми зарослями деревьев.
Я закрываю рот ладонью, чтобы не закричать, когда вдалеке громыхает раскат грома. Надо бежать!
Я кидаюсь к той двери, что находится под лестницей, и чхать, что босиком, а там сейчас будет лить, как из ведра. Главное – убраться из этого дома.
Я пробегаю холл, замечая тень, скользнувшую в гостиной. Она колыхнулась, явно заметив меня. Я прячусь под лестницей, останавливаясь и прислушиваясь. Никаких шагов. Может, тот, кто проник в дом, тоже слушает, пытаясь вычислить моё местонахождение?
Я аккуратно подступаю к двери, дёргаю за ручку, молясь, наверное, впервые в жизни. И мои молитвы не услышаны. Закрыто.
Сердце сжимается. В груди появляется чувство безысходности. По щекам скатились первые слёзы.
Что я могу сделать? Где могу спрятаться?
– Малы-ы-ыш, – протянул мужской голос где-то надо мной. – Ты решила поиграть со мной в прятки?
Я прижалась к стене. Мои глаза расширились от ужаса, а сердце встретилось с пятками.
– Я согласен поиграть. – Он смеётся со скрежетом. Его зубы клацают друг об друга. – Только давай сделаем ставки. Что будет мне, если я тебя найду?
Я стиснула зубы, чтобы они перестали отбивать дробь. Лестница слегка скрипнула, выдавая его. Я зажала рот рукой и на цыпочках двинулась на кухню. Там последняя дверь.
– Ты меня узнала, а? – Я слышала, как он спускается вниз, когда оказалась на кухне. – Тебе удалось меня завести. – Он вновь рассмеялся. Хреновое у него чувство юмора. – Вот только кончить ты мне не дала! – А это он уже выплюнул со злостью. – Я не люблю, когда шлюха, которую я собираюсь как следует трахнуть, вдруг корчит из себя целку!
Кто он? Я его знаю?
Я толкнула кухонную дверь, но и она не поддалась.
– Я собирался быть с тобой нежным тогда… ну, не совсем, конечно… Но сегодня ты узнаешь, что я люблю: я тебе это гарантирую.
Мои губы трясутся, по щекам вовсю струятся слёзы. Он близко. Я это слышу. Я оглядываюсь, пытаясь найти место, куда бы я могла спрятаться.
Кладовка. Повариха хранит там всякий хлам для кухни. Эта дверь открыта.
Я устремляюсь внутрь, тихо прикрываю за собой дверь. Сажусь на пол, прижимая колени к себе. Обнимаю их руками, беззвучно рыдая и слушая этого отморозка.
– Я знаю, что сегодня сюда никто не придёт, поэтому никто нам не помешает. Я смогу сделать с тобой всё, что захочу. Тебе нравится, когда тебя связывают? Не слышу?
Его смех раздаётся прямо возле кухни. Он знает, что я здесь.
– Как насчет того, чтобы привязать тебя к кровати и трахать до тех пор, пока ты не сможешь кричать из-за того, что хрипнешь?
Чёрта с два я буду кричать!
– О, – он словно слышит мои мысли, – ты будешь кричать. Я знаю, как заставить девушку кричать от… – сукин сын делает паузу, заставляя меня прислушаться, – боли. Не думай, что тебе будет приятно! Тебе было бы приятно тогда, в «Подземелье»! А сейчас тебе будет очень больно, слышишь? Я накажу тебя! Ты больше никогда не будешь такой смелой и дерзкой! Ты больше никогда не будешь вертеть задницей и возбуждать! Ты будешь рада и тому, что вообще сможешь ходить, тварь!
Я жмурюсь, проглатывая половину слёз и соплей. Мои руки железными цепями обвивают колени.
Эта ночь будет длинной.
Я так сильно прижимаюсь к стене, что, казалось, вот-вот сольюсь с ней воедино. Я бы обрадовалась, если бы так оно и случилось.
По кухне шаркают его ботинки. Моё сердце остановилось, ожидая, когда он найдёт меня.
– Тебе ведь не спрятаться от меня, ты ведь это знаешь. Ты не настолько тупа. Уже представила, как нам будет весело, а?
Дверь ударяется о кухонный гарнитур. Его рука хватает меня за первое, что попадается ему под руку – за волосы – и рывком вырывает из моего укрытия.
***
Я кричу, прямо как в ту ночь, садясь в кровати, часто моргая.
– Что ж ты так кричишь-то? – возмущается бабашка.
Стоп! Бабушка? В моей комнате? Посреди ночи? Какого хрена? Я что, не заперла дверь?
– Ба, – обращаюсь я к ней, кладя руку на свою резко поднимающуюся и опускающуюся грудь, – что ты здесь делаешь?
Я включаю ночник, чтобы не только слышать, но ещё и видеть её.
На часах два ночи. А бабушка, эм, что она делает? Баррикадирует дверь?
Бабушка пододвинула тумбочку к двери, подпирая её, затем придвинула стул. И прямо сейчас она собиралась ещё и письменный стол туда переместить.
– Бабуль, – я взволновалась не на шутку, – что происходит? Там внизу кто-то есть
Мой голос дрогнул. Страх ото сна рассеялся. На его место пришёл другой, более реальный.
– Там ходит Майкл Скофилд а шапке. Видимо, лысина замёрзла.
– Кто?
– Майкл Скофилд! – раздражённо повторяет бабуля.