Я выразительно взглянула на брата. Марк развернулся и пошагал к своей машине. Яна поспешно кинулась за ним. Я знала, что в машине они наблюдают за нами, но все равно подошла к Шейну вплотную.
– Прости, что не сказала сразу о Марке.
– Что-то мне подсказывает, что ты ещё о многом умолчала.
Я заглядываю в его кристально чистые глаза, чувствую трепет внизу живота. Моя любовь к нему была бы такой же чистой, не будь в душе так грязно. Я могу вывалять наши чувства в грязи, после чего у Шейна не будет желания промывать их, отсеивая песок.
Я встаю на носочки, тянусь к нему. Шейн касается меня своими руками. Ощущаю все ещё непривычное покалывание. На секунду закрываю глаза, наслаждаясь ими. Я беру его лицо в свои ладони. Мне не мешают его очки. Наоборот, мне нравится. В них он именно такой, каким и должен быть.
Я целую его губы, стараясь вложить в них всю ту нежность, что наполняет моё сердце с тех пор, как встретила его. Чувствую, как Шейн покрывается мурашками. Ему нравится – это хорошо.
Я отстранилась прежде, чем он успел ответить на поцелуй.
– Я пошла. – Убираю от него руки, поворачиваюсь к машине.
Я сдерживаю тревогу, понимая, что Маркус точно приехал поговорить не о прекрасной погоде. То, что он скажет мне, может все усугубить. Кто знает, позволят ли мне ещё раз коснуться этих чувственных губ?
– Говори, – коротко говорю, устроившись на заднем сиденье.
– Отец подал заявку на возобновление твоего дела и нанял другого адвоката. Дотошный он. И не зря получает свои деньги.
– Ближе к делу. – Скрещиваю руки, чтобы скрыть дрожь. Что он раскопал?
– Пару дней назад он сообщил, что нашёл то, что можешь повлиять на дело и полностью снять с тебя все обвинения.
– И что же это?
– Запись с видеокамер соседнего дома. Не знаю, почему полиция их проигнорировала, но теперь они вылезли наружу. – Маркус сморщился. – Почему ты не сказала? Салли? Почему ты не сказала, что их было двое?
Я забыла, как дышать.
– Это правда? – тихо спрашивает Яна. – Их правда было двое?
Тук-тук. Тук-тук. Сердце загромыхало в груди. И не только моё. Маркус прищурился, ожидая ответ.
– Да, – выдыхаю, – их было двое.
***
Я кричу от боли, чувствуя, что вот-вот останусь без скальпа.
– Кричи, сука, кричи! – громко усмехается он, наматывая мои волосы на свой кулак. – Ещё не так закричишь сегодня! А, может, и не только сегодня. Это уж как нам захочется.
Нам? Что значит «нам»? Здесь кто-то еще?
Я бью его по руке. Он чертыхается, после чего тянет меня вверх. Я тянусь за своими волосами, ощущая адское жжение, выпрямляюсь, почти встаю на носочки. Теперь я вижу перед собой этого мудака, хаотично перебирая в голове, откуда он меня знает. «Подземелье» и «не дала» ни о чем мне не говорят. Таких было очень много.
Но потом я замечаю его телосложение. Горилоподобный. Боже мой! Осознание подкосило мои ноги. Я едва устояла. Это тот мужик, которому Маркус не позволил меня ударить. Ну, что ж, сейчас ему ничего не мешает это сделать.
Я получаю смачную оплеуху, взвизгиваю.
– Даже не думай сопротивляться! – рычит он мне в лицо, затем прикусывает мой нос своими слюнявыми зубами. – Будет только хуже.
Как же мерзко!
В горле застывает рвота. Я кашляю, чтобы избавиться от горького вкуса, за что получаю ещё одну пощёчину. Щёки горят, сердце сейчас выпрыгнет.
Этот урод хватает меня за ягодицу одно рукой, второй удерживает меня за шею, оставив в покое мои волосы. Они вновь рассыпаются по спине, задевая попу, обтянутую пижамными шортиками.
– Ты стала ещё сочнее, – довольно комментирует больной ублюдок, сминая мою ягодицу, словно пластилин.
Я всхлипываю от боли. Рука ещё сильнее сжимает мою шею, перекрывая доступ к кислороду. Я хриплю, а он довольно улыбается мне в лицо.
– То ли ещё будет, шлюха! У меня для тебя ещё один сюрприз. Думаю, ты будешь визжать от восторга! А, может, вовсе не от восторга. Будешь слушаться меня, я прослежу, чтобы он был с тобой нежным. Он наверху, готовит для нас постель, в которую ты будешь вгрызаться зубами, когда я буду наяривать твой зад.
Козёл ржёт. Я молюсь, чтобы его слова оказались блефом. Там никого нет. Здесь ведь только он.
– Здесь не очень удобно! – возмущается он. – Надо положить тебя.
Он тащит меня из кухни в прихожую, до боли сжимая руку. Кости ломит, я клацаю зубами, отчаянно пытаясь вырвать её из захвата.
Мы приближаемся к лестнице. Меня колотит, словно по всему телу разлилась одна сплошная судорога. Страшно. Больно. Мерзко.
Лестница в доме достаточно крутая. На ступеньках лежит дорогущий ковер. На его приобретении настаивала мама, а Лео возмущался, утверждая, что он скользкий, и кто-нибудь может убиться, скатившись с лестницы.
Никогда ещё я не был так благодарна маме за её дурацкий вкус. Этот урод шагнул, ступив лишь носочком, тут же заскользил по ковру вниз, разжимая руку, хватаясь за перила.
Я выдернула свою кисть из его лапищи, превозмогая боль. Это неважно. Главное – выбраться. А перелом быстро заживёт.
Я повернулась, рванула назад, плохо представляя, куда бегу. Где я могла скрыться?
Но не успела сделать и двух шагов, как мою мудак поймал меня за лодыжку. Я споткнулась, грохнулась на пол, ударившись носом и лбом о паркет. Я пронзительно закричала. Нос запульсировал.
– Куда намылилась, сука? – взревел он. – Убежать все равно не получится!
Один рывок, и я перевернута на спину. Ещё один, и эта сволочь уже на мне.
Его зловонное дыхание опалило щёку. Он схватил мои руки и вытянул их над моей головой. Я вытянулась, словно струна. По щекам потекли слёзы. Я глотала их, уже не сдерживаясь, но не моля о пощаде.
Его зубы прикусили мочку уха. Одой рукой он продолжал удерживать мои руки, а второй до боли стиснул мою грудь.
– Смотри-ка, – принялся приговаривать козлина прямо мне в ухо, – не искусственная. Своя. Я люблю, когда натурально.
Он укусил мою шею. Я забилась под ним от очередной порции боли и тошнотворности происходящего.
– Тебе нравится? А? – Он вновь куснул чувствительную кожу. Я вздрогнула. – Скажи, что тебе нравится, блять!
Я упорно молчала.
– Сука! – зарычал он, затем замахнулся и залепил мне такую сильную пощёчину, что моя голова дёрнулась в бок так, что что-то хрустнуло в шее. – Скажи! – вновь потребовал он. – Скажи, что тебе нравится!
