Вести дальше машину в таком напряжении не могу и закусив губу, впиваюсь в руль так, что пальцы сводит покалывающей судорогой. Выворачиваю руль вправо, без всяких формальностей, без включения поворотника, скрываюсь в первой попавшейся подворотне.
— А с кем мне по твоему надо быть?
— Но явно не с ним.
— С тобой что ли? Андрей мне вся эта Санта-Барбара надоела. Я просто хочу серьёзных, взрослых отношений.
— А-а-а, — многозначительно протягивает он. — Интересно сколько ещё раз тебя должен кинуть твой серьезный мужчина, чтобы ты поняла, что он урод? Или надо сделать парочку абортов для полного ощущения его любви?
— А что ты мне можешь предложить? Секс и рок-н-ролл? — я зачем-то хохотнула, а со стороны это походит больше на истеричный оскал, нежели на выражение веселья. — Я не люблю тебя Андрей, ни сейчас, ни тогда когда спала с тобой. Это был просто секс. Не обольщайся на свой счёт. Ты не настолько хорош, чтобы все без исключения хотели быть рядом с тобой. Мы были отличными друзьями до тех пор пока не испортили всё горизонтальным положением. Вернуть дружбу вряд ли получится, но и загоняться не стоит. Было и прошло. Даже если и уйду от Вадима, то ни к тебе. Извини, но ты возможно не правильно меня понял, ты мне не был нужен, никогда.
— Извините Зановская, а не пошли бы вы в жопу.
Пошарив в кармане, выуживает из него купюру, сложенную в узкую полоску. Импульсивно бросив в мою сторону, как взятку с брезгливым выражением в хамское лицо взяточницы. Позже увидев её номинал в тысячу рублей приду к выводу, что оскорбила Андрей куда более серьезнее, чем ожидала. Раз оплата произведена и как за такси, и как за доставку кофе.
Ну и пусть лучше думает, что я сука, чем узнает всю правду обо мне. Но умозаключение не придаёт спокойствия, осадок от разговора оседает в душе липкой массой. Могу только представить, как Андрей сможет переварить всё, что я ему наговорила. Скорее всего очень болезненно, он ведь не знает, что все сказанное мной чистая ложь.
Проплакав около часа и насладившись вдоволь горечью безвыходности, возвращаюсь домой, где меня ждёт заявленное продолжение спектакля.
Глава 22
Вадим меня встречает на пороге, но не с хлебом, с солью, как это принято у русских, а отвесив залихватскую оплеуху. От которой в купе с неожиданностью я теряю равновесие и с грацией тюленя разваливаюсь на полу. Во рту чувствуется неприятный металлический привкус крови, видимо неудачно приземлившись, прикусываю губу. Сквозь шум в ухе, слышу неспешные шаги. Вадим двигается с некоторой ленцой, запугивающей грацией, заставляя сворачиваться кровь, со скрипом по венам разнося гадкую панику.
— Сколько я давал тебе времени?
Вздрагиваю всем телом от насквозь пропитанного злостью голоса, практически физически ощущая боль от слов, которые намеренно произнесены жёстче обычного. Хочу подняться с колен, чтобы иметь возможность достойно сопротивляться, если вдруг ему придёт в голову наказать за непослушание. А именно эта идея пляшет в его глазах, когда он издеваясь, заглядывает в лицо. С фальшивой нежностью заправляет волосы за ухо, касаясь мочки и подергивая подвеску серьги.
— Да пошёл ты, — вырывается протест, давно засевший на моей подкорке и всё не решающийся обрести свободу, но вдруг ослепивший нас обоих яркой вспышкой дерзости.
Прежде чем Вадим успевает что-то предпринять, я поднимаю телефон, наверняка выпавший из кармана во время моего полёта. Тщетно пытаюсь спастись бегством, но из сомнительного мероприятия ничего не выходит. Успеваю лишь войти в ванную комнату, но закрыть дверь не удаётся, следом за мной врывается Вадим.
Рефлекторно пячусь от него, а тот пока ничего не предпринимает, лишь растягивает губы в хозяйской ухмылке, забавляясь спектаклем, в котором мне отведена роль пойманной жертвы. После нападения на Андрея, ему ничего не стоит удавить меня без лишних разбирательств. Усталость сквозит в каждом загнанном моём движении, наматывая инстинкт самосохранения в тугой клубок истеричными мыслями о расправе.
— Вадим, оставь меня в покое, — произношу как можно тверже, замечая что мой тон не имеет влияния на взбунтовавшегося Вадима.
— Ты что-то путаешь, кукла. У нас уговор, — насмешливо смотрит на меня, протягивая руку в попытке забрать телефон, последнюю призрачную надежду на моё спасение.
— Смирись, я не игрушка. Плевала я на твою дрессуру, — нервное напряжение выматывает и без того ослабевшее тело, но обещание самой себе не переступать больше точку невозврата, хочется всё же сдержать. — Иди, лечи свою паранойю. Я просто забрала Андрея из больницы, в которую он попал из-за тебя. У него сотрясение, множественные ушибы. Вы ему сломали два ребра. Меня тоже будешь бить? — завидев сжатый кулак, вполне искренне интересуюсь дальнейшими его действиями.
— Я башку тебе сверну, шлюха, — крепко обхватив запястье, намеренно выкручивает руку, склоняя к послушанию, к повиновению, которым я больше не намерена его кормить. — Рога мне вздумала навешивать?
Молчу, старательно пряча в глубине души тот факт, что на его голове давно имеется ветвистый аксессуар, за который мне совершенно не стыдно.
— Тогда запри меня, если не уверен в верности, — кичусь остатками бравады, глотая длинные паузы между словами, уповая, что он отступит, заскучав от мелодраматичного вечера.
— Обязательно! — выхваченный из моих рук телефон летит в стену, разбиваясь на куски вместе с театральным спокойствием нас обоих.
Я наигранно задираю подбородок, встречаясь лицом к лицу с Вадимом. А тот удерживает в узде зверство, проступающее вздутыми жилами на шее, бухающими в такт рассерженного пульса.
— Я не твоя собственность, — с упорством наивной девочки не оставляю попыток достучаться до разума Штриха.
Он на секунду замирает от услышанного, переваривая наглость пролитую чистым концентратом на его ущемлённое самолюбие. Задевая так глубоко, что он не может скрыть удивление смешанное с горечью проигранного сражения.
— Ошибаешься. Ты моя, я выбрал тебя и не хочу, — рычит, буйным потоком выплёвывая надуманные права на меня. — И не буду тебя ни с кем делить!
— Может тогда заклеймишь?! — глупости срываются с моего языка быстрей, чем мозг мог бы найти подходящее к ситуации выражение.
— Раздевайся, — отступает на шаг, демонстративно устраиваясь в дверном проёме в ожидании заказанного представления.
— Не буду. Я нерезиновая Зина, чтобы прихоти твои исполнять.
Как у загнанного зверька у меня не остаётся ни малейшего шанса спастись бегством. Я пячусь куда-то вглубь комнаты, неотрывно следя за Вадимом. Его рот кривит усмешка, от которой он походить на ещё большего тирана, чем есть на самом деле. Как сопротивляться такому безумно настроенному мужчине, явно превосходящему меня в силе и проворности?
Плотное кольцо рук смыкается на моей шее, становится трудно не только дышать, но и соображать. Призвать свой организм начать трезво думать, никак не получается, я в западне и на пике эмоционального напряжения, волю в кулак собрать не суждено.
