— Почему в том, что ты гребаный бабник виновата я?
— Ты виновата лишь в том, что сама с рыльцем в пушку. Или может станешь отрицать, что была под кайфом? Что в карманах было колес на долгие депрессивные вечера. В тот вечер мне хотелось прибить вас обоих, только это смысла не имело никакого. Ты осталась со Штрихом, а явилась ко мне под утро с кучей претензий.
— Не сильно ты страдал под Надькой. Раскинулся удачно. Как был *издострадальцем, так им и остался. С тобой ничего серьезного нереально построить.
— А вы все очень хотите серьёзности? А? Я зря открываю сердце бабам, с ширинкой проще. Ты меня раз за разом меняла на бывшего, врала, а потом ждала что я буду верить твоим невинным глазкам? — орёт так, что слова гулким эхом раскатываются в пустой уборной. — Я довольно говна сожрал за свою жизнь. Меня предали все кого я любил. Отец, мать, Алёна. Она аборты от меня делала лишь бы вернуться к Крутилину старшему, лишь бы сильнее нагнуть меня к плинтусу, — нервная импульсация через кончики пальцев, вдавливающиеся в плечи перебирается ко мне. — И не говори мне, что я никогда боли не хлебал. Я люблю тебя, но моя любовь снова никому не нужна. Отпусти меня, я устал быть на твоём поводке.
— Я не держу…уходи.
Глава 30
Как истинная старая дева, какой меня многие считают после разрыва с Андреем, я собираюсь праздновать новый год в гордом одиночестве. Кстати даже и без кошки, потому как не питаю пылких чувства к мохнатым, вечно голодным существам. Вот мужчины другое дело, они хоть и имеют схожий набор параметров, то есть едят, спят и гуляют сами по себе. Но от них есть польза и выгода. Иногда!!!
Поэтому, сегодня утром, очень для меня ранним, когда мои экс-опекуны заявившись на пороге, сообщают что всецело мои на несколько дней, я то ли спросонья, а скорее сдуру, беру и соглашаюсь. Обрекая себя на буйное веселье сквозь раздражение.
Буквально уже через час устаю от их компании, от вежливых воспоминаний из моего детства, которые я не особо хочу доставать из себя, от приторной наигранности и фальши. Под предлогом, что меня срочно вызывают на работу, позорно сбегаю, ни капли не краснея. Покинув собственную квартиру путём вранья и бегства, укрываюсь с ноутбуком в ближайшем кафе. Распитием ароматного чай с мятой и пафосным пирожным Тирамису пытаюсь успокоиться, настроить себя на то, что всё не так и плохо. А терпеть присутствие нежеланных гостей всегда будет приятней на расстоянии, как сейчас.
Но ни чай, ни лишние калории, ни даже никотин мне не помогают и ближе к одиннадцати часам я заказываю шампанское.
Милый официант, обслуживающий мой столик даже приносит в подарок шоколадочку. Не из симпатии, а из жалости скорей всего. Конечно, что кроме сострадания сейчас может вызывать моя персона. Сижу одна с самого утра, пока за окнами снуют под снегопадом люди. Кто с елкой домой, кто с подарками к детям, кто к любимым. И только я в компании бутылки, когда на часах не позволительно рано для возлияний.
"С утра шампанское пьют или аристократы, или дегенераты" приходит на ум фразочка из кинофильма.
— Надеюсь больше похожа на представительницу голубых кровей, — бурчу сама себе, наполняя бокал.
Мозолить глаза работникам кафе, которые начинают кидать на меня сочувствующие взгляды, после того как я приканчиваю вторую бутылку, моя совесть мне позволяет лишь до обеда. Изрядно накушавшись успокоительного напитка аристократов, бреду домой, как на эшафот, то есть печально и неохотно.
Жалость самое дурное чувство, а сейчас я его чувствую всей кожей, будто сижу на муравейнике и терплю. Для кого, и для чего, совершенно не понятно.
«Я не держу… Уходи» — снова щемит в груди от тех лживых слов, что я выплюнула в каменное лицо Андрея, наказывая скорее себя, чем его.
И вот теперь мы по разным сторонам баррикад, оба одинокие, глупые и гордые до нельзя.
Захожу в квартиру, но раздеваясь, не спешу в комнату, из которой доносятся голоса. Вообще мне неприятна перспектива проводить новогодние каникулы в компании несостоявшихся родителей, но других вариантов не намечается. К моменту возращения в родные пенаты мой организм слегка успевает протрезветь, так как после кафе я посетила торговый центр, скупая всякую всячину: какие-то подарочки, платье и туфли для себя любимой, новый парфюм, и всё лишь с целью выиграть время. А вдруг повезёт и они свалят.
«Не повезло! Новогоднего чуда не случилось» — досадно вырываются мысли с насиженного гнезда.
Свет решаю не включать. Быстро скидываю пальто и сапоги, не утруждая себя наведением порядка, пинаю их куда-то в тёмный угол прихожей. Подхватив пакеты и уже было шагнув в кухню, замираю на пороге, вглядываясь в узкую щель от приоткрытой двери.
— Ты хочешь мне сказать, что так себя вести это нормально? — раздаётся раздраженный голос тёти, царапающий своей прокуренной хрипотцой. — Лучше бы с дочерью остались на праздники.
— Она тоже моя дочь, — звучит как выстрел, заложив новостью уши. — Я хотел побыть с ней.
— Когда-то ты просто хотел её мать, — знакомой интонацией шипит женщина. — В итоге мы имеем внебрачную дочь. Ты имеешь, а мне приходится это терпеть. Все эти годы я терпела и глотала тот факт, что ты нагулял ребёнка с моей же сестрой. А в довершении всего притащил её к нам домой. Ты отнял у меня любовь к племяннице и отравил кровь ненавистью к сестре.
Дальше я уже не слушаю, вернее на время утрачиваю способность что-либо осознавать. В ушах от услышанного стоит какой-то гул и прибывая в состоянии некоего шока, устало тру глаза, совсем не беспокоясь о том, что они накрашены. Тоже мне проблема! Да и в самом деле, к чертям глаза, тушь, весь мейкап в целом, когда рушится весь привычный мир. Думать, что ты безотцовщина это одно. А что тебя тупо игнорируют и ненавидят, другое. Информация, что все эти годы я воспитывалась родным отцом под грифом большой секретности, меня на мгновение дезориентирует. На душе такое творится, будто что-то несоизмеримо гигантское взрывается во мне, задевая шрапнелью расслышанных слов и без того моё раненое сердце.
Выскочив из квартиры и не замечая холода бегу прочь, быстро как только могу. Босые ноги под действием кусающего морозом снега несут меня куда-то, не разбирая дороги. Слёзы застилают глаза и чтобы хоть что-то видеть перед собой, вытираю их рукавом свитера. Наконец останавливаюсь. Нет, не устаю и даже ещё чувствую кончики пальцев, которые всё же начинает пощипывать холод. Просто оступаюсь и потеряв равновесие падаю, прямо в сугроб… лицом. Как только мои щёки остывают от прикосновения со снегом, перевернувшись, ложусь поудобней. Двигая плечами, пытаюсь разровнять под собой снежные комья. Хочется здесь и остаться. А ещё хочется курить. Но в спешке покидая дом, я забыла и сигареты, и телефон, сумку в целом. Даже одеться не успела. Вот так в джинсах, в свитере и за семь часов до Нового года, я валяюсь в сугробе, как последний алкаш.
Неожиданно захожусь истеричным смехом. Комичная ситуация: возвращаться домой нерезонно, денег нет, идти в принципе не к кому, а лежать уже опостылело и в прямом, и в переносном смысле. Горю желанием сдохнуть, но быстро, а не мучительной смертью от менингита. Собрав последнюю волю в кулак, отдираю своё тело от земли, которое почти преуспело в порыве примерзнуть к сугробу. Оглядевшись, пытаюсь понять в каком нахожусь районе и к кому могу наведаться в гости, с целью слегка согреться и занять денег, чтобы снять хотя бы номер в хостеле. Выяснять отношения не мой сильный конёк, проще как страус сунуть голову в песок, ну или в снег.
