— Вижу смысла тебя отговаривает нет.
Отрицательно качая головой, жестами поторапливаю его. Мне хочется свершить возмездие как можно скорее, пока пыл не растерян, а угли ненависти не тлеют, а жарко жрут всё вокруг.
Такси приезжает на удивление быстро и загрузившись в него, только я знаю и предвкушаю те события, которые собираюсь совершить.
Пара ударов и зеркала отлетают на тротуар, ещё… и по лобовому пролегает трещина, точно такая же, как на моем сердце. Визг сигнализации только подстегивает меня, распаляет силу, с которой я обрушиваюсь битой на груду металла. Удар за ударом калечит авто немецкого автопрома.
Мой акт вандализма длится не долго, через несколько минут из подъезда выскакивает тот, ради кого я устраиваю всё это шоу. Хорошо! Пусть полюбуется, пусть пострадает.
— Я тебя ненавижу, ты трус, — мой охрипший голос, старательно перекрикивает воющую на весь двор сигнализацию. — Я никогда тебя не прощу. Слышишь? Это ты виноват, что она покончила собой, а я осталась одна и стала такой сукой, — в горле дерет от истошного крика и начинающейся простуды. — Как ты вообще посмел притащить сюда свою задницу? Ну чего ты молчишь? — толкаю его в грудь, всего лишь рукой, сдерживая желание разбить об него биту, вдребезги, в щепки. — Расскажи мне, как можно бросить родную дочь? — от этого чуждого мне слова коробит. — Как ты мог все годы скрывать, что ты мой отец? Смотреть как я подыхаю в своих пороках и гнию от ненужности. Да какой ты отец, ты тварь!!!
Нецензурная брань, так сладко ласкающая сейчас мне слух, эхом отдаётся в тишине. Потому-что мой опекун, а теперь как оказалось биологический папочка, опоздавший с этой информацией лет так на "тцать", утихомирив свою Ауди, просто молчит.
А я горю и чувствую пущенную по венам злобу, жестокую боль. За себя, выросшую как полевой цветок на пыльной дороге, истоптанный чужими ногами. До сломанной гордости и пошатнувшейся психики. За мать, которая одна из всего их любовного треугольника честно вышла из игры, хороня вместе с собой грех разлучницы.
— Я виноват. Дай мне шанс всё исправить.
Снова чувствую себя ненужной, прекрасно понимая что он здесь не ради меня, а ради себя, чтобы раскаяться, обелить и очистить душу на закате своей удачливой жизни.
Господи, как же ранят его лживые фразы, вгрызаются в каменное тело, натачивая собственные клыки. Чтобы потом отыскать нетронутую часть и выесть из неё последние остатки веры, что меня можно любить. Что я достойна быть нужной.
— Лучше бы ты сдох, — выплевываю страшные вещи, больше походящие на проклятия, не страдая при этом угрызениями совести. — И машину забери, или я и её расхерачу, — жестом показываю на свою малышку. Нет, скорее всего рука на неё не поднимется, но от него подачек я больше не возьму. — Мне от тебя ничего не, нужно. И ты мне не нужен. Ясно!!! Так же как и я не была тебе нужна всю жизнь.
Кульминацией скандала становится звонкая пощёчина по его ничего не выражающему лицу.
Оглядываюсь кругом, наслаждаясь картиной: авто моего родственничка изувечено, как черепаха Богом. А моя жизнь приобретает искалеченный статус по сильней, чем до этого дня. Ещё один шрам на моём сердце в копилочку.
Андрей наблюдавший спектакль в первых рядах не смел его останавливать и за это ему отдельное человеческое спасибо.
— Давай домой, — тычется носом в затылок, даже сквозь шапку обжигая дыханием. — Такие никогда не признают ошибок. Поехали? — мягко спрашивает, будто боится меня спугнуть, а сам впитывает мою дрожь, начиная содрогаться в унисон со мной.
— Да, — позволяю увести себя со двора, цепко хватая Андрея за руку.
* * *
Андрей
Я её испортил. Взял то что мне не принадлежало, самолично нарушил равновесие, которое было между нами долгие годы. Поступил как скот, завалив Ксюшу в свою постель, опробовав на ней свои гребаные гены волокиты.
Получилось, впрочем, как и всегда. С небольшой натяжкой, но подмять сочное тело смог. После Аленки я совсем не заморачивался на бабах, имел всех кого хотел и брал у тех, кто давал, особо не перебирая товаром. Мне хотелось вытравить из памяти ту, чьими руками был задушен, но не в прямом смысле, а жаль. Уж лучше бы мне было сдохнуть в тот момент когда я снял её с родного отца, оглохнуть прямо там и не слышать слов её, что мерзким жгутом оплетали всё тело, не давая шевельнуться. Тогда всё рухнуло вокруг, раздавив веру в настоящие, неподдельные чувства.
Ксюшка была другой, чистой что ли, открытой такой, настоящей. Я и не смел, думать о ней в плохом ключе, нам без секса жилось славно. До тех самых пор, пока алкоголь пресытивший нас обоих в один из вечеров не стал всего лишь спусковым крючком, давшим мне сигнал действовать. Но всё закрутилось иначе, я не смог остановиться, впервые коснувшись её кожи. Нет, не в невинном объятье, коих было несчётное количество за время дружбы. А по-мужски, с жаром в ладонях, что разгорался и сеткой покрывал тело рвущееся к ней. Такой нежной наощупь и сладкой на вкус, с головокружительным запахом грейпфрута.
Эти воспоминания так и отпечатались на подкорке, не желая покидать моей головы ни днём, ни ночью, вытеснили всех, даже суку Алёну, что корнями прорастала в меня. Зудели там не переставая калейдоскопом картинок до онемения в кончиках пальцев, которыми я больше не мог к ней касаться. И губы горели адски, помня на физическом уровне каково это целоваться с Ксюшей, наслаждаться мягкими губами и проворным языком.
Я буквально с ума сходил. Понимал же что глупо рвать дружбу в пользу отличной эротической акробатики. Но не мог. Ненавидел и себя, за слабость перед сексуальным влечением. И Ксюшу, которая мораль ставила выше меня.
— Мне не нужна дружба, когда мне лезут в трусы, — кричала сквозь слёзы. А я увальнем стоял и тронуть боялся, спугнуть обиженную малышку. Струсил, не остановил, курил потом одну сигарету за другой, пока тошно не стало от никотина. И пил до утра со Славиком, слушая какой я придурок, раз в очередной раз на бабе трогаюсь умом.
Не особо то я и внял его советам, но вожжи отпустил. Не напирал больше на Ксюшу, следил исподтишка и гадал, пройдёт этот шквал эмоций в душе и стояк в штанах при каждой нашей встрече. Либо так и залипну на Ксюху, плюнув на все эти морально-этические. А она будто издевалась, цеплялась ко мне, накручивала яйца против стрелки, но близко не подпускала. Играла с моим измученным либидо. Чувствовал себя подопытным кроликом, над которым ставили опыты в воздержании от секса. Хотел только её. Всю… до сухости во рту, словно сушняком страдал, высыхал изнутри представляя как она может гореть подо мной. От таких фантазий член, как марионеточный поднимался в боевую готовность за доли секунды и торчком зря выстаивал подолгу. Хоть бери и кулак долби свой, лишь бы снять эрекцию, не предав при этом эмоций шалящих. Вот я и изводился без Ксюхи, а рядом ещё хуже было. И тут не инстинкт охотника даже, а тупость какая-то присутствовала. Вокруг согласных немерено, а я сам со своим организмом не согласен.
К тому моменту когда я созрел посвятить Зановскую в своё непростое отношение к ней, заявился Вадим. Но царапнуло сильнее не само его возвращение, а то как она кинулась в прежний омут, лёгкой рукой перечеркивая тонкую грань, спалив мост налаженный нами.
