Возможно, если бы папа сейчас присел рядом, обнял меня, прижал к себе, я бы просто разревелась, как в детстве, и позволила себя уговорить. Осталась бы дома… ненадолго. А потом всё равно вернулась бы к прежним мыслям.
Поэтому даже лучше, что так… как пластырь, сразу.
– Я тебя не наказываю, – в голосе застыли слёзы. Я ведь тоже не железная и долго так не продержусь. – Ты ни в чём не виноват. Просто так будет лучше…
Что будет лучше и для кого будет лучше, объяснить я не могла, поэтому снова опустила глаза, продолжая ковырять торчащую нитку на шортах.
В гостиной повисла тишина. Папа исчерпал аргументы. А мои запасы упрямства не источились даже вполовину. Я была уверена, что поступаю правильно. А когда я была уверена, мало что могло меня поколебать.
– Алина, – Саша тяжело вздохнула, и я мысленно взмолилась, чтобы ещё и она не начинала меня уговаривать, потому что даже для моего неиссякаемого запаса это был бы перебор, – пообещай мне только одно…
Она сделала паузу для ещё одного вдоха, и я напряглась – ну вот оно, начинается…
– …ты не станешь нас отвергать. Мы твоя семья, и что бы ты себе ни нафантазировала, это не изменится. Ты – моя дочь, а он, – Саша указала рукой на папу, – твой отец. Мы тебя любим, волнуемся за тебя и хотим быть уверены, что ты счастлива. Если для счастья тебе нужно снимать домик у бабушки, что ж, пусть будет так.
Я смотрела на неё, широко раскрыв глаза и, кажется, рот. Саша всегда умела меня удивлять. И этот раз не стал исключением.
По папиному лицу было видно, что он хотел бы продолжить дебаты и доказать мне мою неправоту, но мачеха поднялась из кресла и мягко потянула его за руку:
– Пойдём, у нашей девочки был трудный день, пусть она спокойно поужинает.
Я осталась одна, всё ещё недоумевая. Вот так просто? И всё? Конец нотациям и уговорам?
Саша – потрясающая женщина.
Жаль, что она не моя мать…
Тёма вернулся, когда я мыла посуду после ужина. Он шагнул в кухню, но застыл в проёме, взглядом наткнувшись на меня. Я тоже смотрела на него и понимала, вот она, главная причина моего ухода. Не могу натыкаться на эти колючие взгляды, пробирающие меня до мурашек, и при этом помнить, что ещё совсем недавно Тёма был самым близким для меня человеком.
– Не бойся, – я постаралась натянуть самую циничную маску из тех, что могла вообразить, хмыкнула, растянув уголки губ в стороны, – я уже ухожу, аппетит тебе не испорчу.
И пошла прямо на него.
Тёма смотрел на меня нечитаемым взглядом, а ведь когда-то я была уверена, что знаю его лучше всех.
В дверях я собиралась изо всех сил толкнуть его боком, чтобы он ударился о косяк. Хотелось, чтобы ему было больно. Так же больно, как и мне сейчас.
Но не стала.
Просто прошла мимо, опустив взгляд в пол. В своей новой жизни я буду счастлива. Назло ему. И вовсе он мне там не нужен. И плакать я из-за него не буду.
Разве что только сегодня.
В последний раз, честное слово…
Глава 12
Утром меня ждал сюрприз.
Василий, которому жена наконец вернула машину, поехал забирать результаты анализов наших пациентов, и клинику открывала я. Ещё на подходе заметила, что на верхней ступеньке кто-то сидит.
Я немного замедлила ход, когда разглядела, кто именно. Маньяк-охотник, подстреливший своего пса и оставивший его нам на усыпление.
Одним словом, козёл.
– Здравствуйте, – произнёс он тихо, да и вид имел виноватый. Я бы даже сказала, раскаивающийся.
– Здравствуйте, – ответила эхом, прошла мимо и вставила ключ в замок.
– Вы… – интонация была вопросительная, но вопрос горе-хозяин задать побоялся. А я воспрянула духом, может, не всё человеческое ещё в нём утрачено.
– Я, – повернулась к нему, приподняв бровь.
Никаких поблажек ему делать не собиралась, пусть полностью признает свою вину и раскается.
– Джек… я… вы… он… – мужчина перебирал местоимения, но смотрел с робкой надеждой, что мы не успели совершить непоправимое.
Он выглядел по-настоящему расстроенным.
Впрочем, так и должно быть. Надеюсь, этот охотник всю ночь не спал, мучимый угрызениями совести – заслужил!
Но и я была не железная.
Распахнула дверь, сменила вывеску на «Открыто» и снова повернулась к нему, бросив словно между прочим:
– Пойдёмте.
Он тотчас вскочил на ноги и отправился за мной.
Джек при виде хозяина тоже вскочил на три здоровые лапы. На морде было написано простое собачье счастье. И охотник просиял, глядя на живую собаку. Присел на корточки у клетки, просовывая сквозь прутья пальцы. Пёс скулил, желая добраться до хозяина.
Мужчина вопросительно посмотрел на меня. И я мстительно покачала головой.
– Ему нужен покой и уход, а вы не вызываете доверия.
– Это моя собака, – он поднялся на ноги и уставился на меня, упрямо выставив подбородок, – и я могу её забрать.
– Вы не про ту собаку, которую сами же подстрелили и велели нам усыпить? – хлопая ресницами, поинтересовалась я.
– Докажите, – он сжал губы.
Я усмехнулась и показала на камеру, записывающую всё происходившее в приёмном кабинете.
Охотник сник. Опустил голову, вздохнул и уже совсем с другой интонацией произнёс:
– Давайте начнём всё заново. Меня зовут Антон, и я чуть не совершил большую глупость.
– Ваша глупость могла стоить жизни Джеку, Антон, – не повелась я.
Он снова вздохнул и кивнул головой, словно заранее соглашаясь на все мои условия:
– Что от меня требуется?
Вот так-то лучше!
Я улыбнулась, довольно и с чувством одержанной победы.
– Джек останется у нас под присмотром на четыре-пять дней, от вас требуется оплатить стационар и лечение. Затем вы с ним будете приходить на приём. Первую неделю через день, потом согласно рекомендациям доктора. Хромота, скорее всего, останется, но мы постараемся минимизировать последствия травмы.
Я строго смотрела на него, ожидая, что Антон начнёт возражать. Но он только кивнул и достал банковскую карту.
– Можно навещать его?
Я кивнула и улыбнулась.
– Можете даже вывести его в туалет сейчас. Но без озорства, на поводке и рядом с клиникой.
Сама вышла следом за ними и устроилась на верхней ступеньке, наблюдая, как Джек неловко пытается задрать травмированную лапу на кусты.
На душе было тепло.
Все совершают ошибки. Главное – это стремление их исправить.
