– Мы поссорились. Муж был очень груб, я испугалась и выбежала из квартиры. Он погнался за мной. Я побежала к лестнице, но споткнулась и упала. Антон пытался меня удержать, но ничего не вышло…
– А ваш брат утверждает, что видел, как муж вас толкнул, – встряла Вероника, а я вздрогнула при слове «брат».
– Он ошибается. Антон меня не толкал, хотя упала я из-за него.
Вероника задавала ещё много вопросов, заставляя меня снова и снова переживать те события, вспоминать каждую мелочь.
Пока мои родители не переглянулись, и папа не произнёс:
– Сань, хватит уже…
– Вероника Алексеевна, нам пора, – дядя Саша тут же поднялся. Женщина тоже, хотя и выглядела недовольной. – Алина, выздоравливай. Поговорим позже.
– Пап, – произнесла я, когда полицейские ушли. – Я не хочу, чтобы Антона сажали в тюрьму. Я хочу развестись с ним и больше никогда не видеть и не слышать.
– Ты уверена? – отец почему-то смотрел на маму. Она сжала мою руку и улыбнулась.
– Пап, – ободрённая Сашиной поддержкой я смогла сформулировать свои опасения: – Я не хочу приходить в суд, слушать обвинения, терпеть ненависть, повторять сотни раз, что случилось. Хочу просто всё забыть…
Мне очень повезло с родителями, потому что они больше не задавали вопросов и не поднимали неприятную тему. Со мной вообще старались говорить только о хорошем. Деда рассказывал, что выписал новые сорта роз, которые он скрестит с какими-то старыми и получит что-то ещё. Это было безумно скучно, но никто не перебивал. Ба приносила вести от Джека, который прижился у них в доме, но скучал по мне.
Жаль, что собак не пускают в больницу. Мне бы хотелось его обнять.
Я заперла болезненные воспоминания в резной ларчик и убрала ключ подальше. Я подумаю обо всём этом позже. Когда смогу.
Через три дня папа принёс свидетельство о разводе. А ещё через неделю меня выписали, и я наконец-то вышла из надоевшей больницы и вдохнула свежий воздух. Рука по-прежнему болела, на рёбра пришлось надеть бандаж, синяки не до конца сошли, но всё же это была свобода. И домой я ехала в радостном предвкушении.
Папа проявил родительское давление и сказал, что хватит баловства – жить я буду дома. Спорить не хотелось, потому что он был прав. Моя самостоятельная жизнь не удалась от слова совсем. И вернуться под родительский кров – это было лучшее решение.
Тем более что у ворот меня уже ждали деда с Джеком, который, увидев меня, сначала неуверенно завилял обрубком хвоста, а потом с радостным лаем бросился мне на грудь. Я испуганно охнула и попятилась, а деда с трудом удерживал поводок.
– Тише, Джек, – искренние эмоции пса снова заставили меня плакать, но это были слёзы радости, – я тоже рада тебя видеть, вот только рёбра болят.
Когда мы чуть успокоились, я опустилась на колени и обняла своего нового друга.
– Я тоже скучала, – шепнула ему на ухо, а потом вдруг вспомнила и испуганно встрепенулась: – Пап, он не заберёт Джека?
– Не заберёт, – улыбнулся папа, – Антон подарил собаку тебе и оформил все документы.
И это была отличная новость! Даже не хочу знать, как отец этого добился.
Джек безошибочно определил мою комнату и вспрыгнул на кровать. Когда мы с мамой зашли внутрь, он уже удобно расположился на покрывале.
– Сначала мыть лапы! – скомандовала Саша и стянула его за ошейник.
Джек поупирался для вида, но позволил себя увести и искупать. Спали мы вместе, в обнимку. Пёс слегка похрапывал, а я уткнулась в него носом, вдыхала запах папиного шампуня и думала, что теперь-то уж всё будет хорошо.
Я больше не стану делать глупости. Буду просто жить дальше, не оборачиваясь назад. Рана в сердце постепенно затянется, и скоро мне уже не будет так больно.
Я крепче обняла Джека и закрыла глаза.
Со временем мне и правда становилось легче. Вот только времени понадобилось намного больше, чем я предполагала.
Лето сменила осень, с деревьев опали листья, и незаметно подкрался новый год.
С Тёмкой я больше не разговаривала, хотя пару раз подслушала, когда мама ему звонила. На праздники он не сможет приехать, у него очередная командировка. И это даже хорошо, потому что я до сих пор не смогла бы спокойно находиться рядом с ним.
Я знала, что Саша записывает Тёмкины репортажи. И как-то, когда никого не было дома, решила посмотреть.
Тёма выглядел очень мужественно, в защитного цвета одежде с бронежилетом, шлеме на голове и микрофоном в руках. Он рассказывал об ужасах войны, стоя на фоне разрушенных зданий. Затем были его интервью с жертвами, записи жестоких расправ с заложниками…
Я закрыла файл и выключила мамин ноутбук.
Тёма выбрал очень опасную профессию, но ему была по душе эта работа, он был на своём месте. Родители гордились им. И я тайком тоже.
А в мае он сделал предложение Флоранс, и свадьбу они решили сыграть в конце лета в Анапе…
Глава 27
Артём никогда не испытывал такого прилива адреналина. Это было… Он не находил сравнений, потому что это было совершенно новое ощущение. Постоянная опасность, осознание, что его могут ранить или даже убить, дали Тёме чувство полноты жизни.
Он на самом деле такого никогда не испытывал.
К тому же Артём видел, что людям здесь приходится тяжело, и они с Курчанской делают хорошее дело – весь мир должен знать о том, что происходит на самом деле.
За несколько дней среди хаоса и опасности Артём вымотался физически, и всё равно его переполняли эмоции. В самолёте, уносившем съёмочную группу в Москву, спали все, кроме пилота и Тёмы.
– Ты молодец, Логинов, не сдрейфил, – сказала ему на прощание Елена Сергеевна и похлопала по плечу.
Она тоже оказалась мировой тёткой, да и остальные ребята. Эти несколько дней рядом со смертью сблизили их всех.
Артём ехал по ночной Москве, и его настигало чувство нереальности происходящего. Как будто это только сон, и сейчас он проснётся от очередного выстрела неподалёку.
Остановив машину у дома, Тёма не спешил выходить. Он заглушил двигатель и долго смотрел в лобовое стекло. Там и здесь были такими разными, такими контрастными, что его обычная мирная жизнь вдруг показалась абсолютно ирреальной. Может, этот московский двор, непривычно тихий в такое время, был его сном, а явь осталась в сотнях километрах позади?
Он уже точно знал, что обязательно вернётся назад. Если, конечно, сейчас он не проснётся там…
Тёма помотал головой, прогоняя морок.
Свет в окнах не горел. Значит, Флоранс уже спит. И это хорошо, Артём не был готов так быстро переключиться. Да и сложный разговор, который их ожидал, сейчас был бы ему не по силам.
В какой-то момент он даже малодушно подумал о гостинице, но тут же отмёл эту мысль. Он не побежал от опасности, не побежит и от разговора с женщиной.
