По дороге решила уточнить кое-что у моего жениха.
— Почему ты называешь Киру «Умничкой»?
— А разве это не так?
— Меня так же называют за глаза в группе.
— А меня «Суровым» на работе, мой Одуванчик!
— Тебе подходит. Остальным ты тоже дал клички?
— По именам же я их запомнил. Даже родителей Умнички.
— Вот опять! Как ты их назвал?
— Ты точно хочешь знать?
— Хочу!
— Тогда без обид?!
— Ладно, говори.
— Ульяна — стерва, а Лиза — жирафа.
— За что ты так с ними?
— Шучу! Мама-пантера и жирафа.
— Не намного лучше. Почему Лиза — жирафа?
— Каланча?
— Еще лучше.
— Громоотвод?
— Ты не исправим! Интересно, что ты скажешь про Наташу, когда увидишь.
— А что ты сама о ней думаешь?
— Знаешь, она хороший человек, но не так проста, как кажется на первый взгляд. Не могу объяснить. Надо с ней немного пообщаться, тогда заметишь.
— Странная?
— Ты уже прикрепил ей ярлык?
— Ты сама её так описала.
— Я не это имела в виду.
— А что?
— Не могу объяснить.
— Значит, странная.
Так в разговорах о друзьях моих и его прошла дорога.
Стоило только подкатить к дому, как вся семья вышла нас встречать.
— Дочка?.. Ты так изменилась! А кто это с тобой? — спросила мама.
— Мой жених. Познакомься, Эдуард Шмидт, — ответила я.
— Здравствуйте. Это вам, — протянул он ей пакет с презентом.
— Здравствуйте.
— Привет, Эльза! Здравствуйте, — поздоровались сестры.
— Привет всем! — ответил Эдуард, обнимая меня за талию.
— Проходите в дом, — сказала мама.
— Классное платье! — улыбнулась Нина.
— Спасибо.
Нас посадили на диван, и все домашние скрылись на кухне, отчима не было видно, значит, на вахте. Вскоре мы сидели за накрытым столом, все ждали подробностей. Начались расспросы и рассказы об их жизни.
— Эдуард, внук фрау Штерн. Ты помнишь её?
— Помню. А как вы встретились в большом городе?
— Я преподавал в её университете, а эта студентка сбивала меня с ног. Ровно до тех пор, пока не выполнил поручение бабушки, так мы и подружились заново.
Мама подняла брови, а сестры затаили дыхание в ожидании подробностей.
— Я не специально.
— Я знаю, Одуванчик, — сказал он, накрывая мою руку своей.
Маму будто хлестнули по лицу от этого слова.
— Почему ты так её называешь? — спросила она.
— Она мой Одуванчик!
— Ясно! А Ниночка поступила в университет в вашем городе, — сказала она чуть нервно.
Может, ей больно, даже сейчас, что меня назвали, как папу, Одуванчиком. Неприятно, когда бередят старые раны.
— Поздравляю.
— Она поступила на бюджет, сама. Не хочу оставлять её в городе без присмотра в общежитии.
— Эльз, а можно я поживу у тебя? — спросила сестра.
— Как раз спальное место освобождается у бабушки перед учебным годом, я поговорю. Компаньонка ей не помешает, — взял в свои руки ситуацию Эдуард.
— Спасибо. А где вы будете жить? — спросила Нина.
— Отдельно, — отрезал мой жених.
— Я думала, ты присмотришь за сестрой, город-то большой, — сказала мама.
— Мам, я дома редко бываю. Нянька из меня не очень.
— Я была бы спокойнее, если бы она жила с тобой, а не с незнакомыми людьми.
— Анна Львовна мне как бабушка, и я буду рада, если она будет жить не одна, а с сестрой за половину оплаты коммунальных услуг.
— А с тобой ей бы не пришлось ничего оплачивать.
— Так она на бюджете будет учиться. Вы вполне потянете её проживание на квартире. В чем проблема?
— Сейчас все так дорого. А молодой девушке столько всего надо.
Сейчас я почувствовала разницу по отношению ко мне и сестрам от нашей матери. Я как подкидыш, а не родная дочь. Не удивлюсь, если Эдуард сейчас встанет и уедет без меня, не оглядываясь. Но он остался, накрыл мою руку своей в жесте поддержки.
— Эльз, мы ремонт делали в комнате и кое-что нашли, думаю, твое. Сейчас, — сорвалась младшая из-за стола.
— Там мусор детский, — отмахнулась Нина.
— Вот! — поставила передо мной потертую коробочку из-под леденцов сестра Алена.
— Интересная находка, — сказал Эдуард. — Откроешь, Одуванчик?
Под внимательным взглядом жениха и моих родственников открыла крышку. Там лежали детские сокровища: открытки от бабушки, фантики самых вкусных конфет, которые она присылала, и на самом дне лежало мое детское помолвочное колечко из проволоки.
— Ты его сохранила! Примеришь? — спросил мой жених.
— Если только на мизинец.
— Вы прикалываетесь? — спросила Нина. — Это же мусор!
И он надел его под удивленными взглядами.
— Я же говорила, что надо оставить. Это воспоминания, и они бесценны, — сказала Аленка.
— Спасибо, сестренка.
— С меня подарок, буду должен, — сказал Эдуард, кивая Аленке, которая засмущалась и покраснела.
— Вообще-то это я нашла, мне полагается процент за находку, — обижено сказала Нина.
— И предложила выкинуть, — сдала её Аленка.
— Но ты же оставила, значит, я в доле, — не растерялась Нина.
— Не ругайтесь, будут подарки обеим, — сказал Эдуард.
Затем были оды, посвященные Нине, которая теперь звалась Нинель: красоте, уму и таланту. Не завидую тому мужчине, кому это сокровище достанется! Она просто Богиня! Не получилось промолчать о поездке к бабушке, как-то вырвалось само. Сестры расспрашивали о перелете, городе, а мама просто поинтересовалась её здоровьем и все.
Сообщили дату и время регистрации, попили чай и поехали домой.
Засыпала в объятиях любимого и думала о предстоящем через месяц Армагеддоне: из полутысячи гостей, сорока танцовщиц и сотни блюд. Не хочу я так!
Как бесприданница на выданье! Мама ясно дала понять, что теперь вкладывать будет в образование Ниночки, и Аленка подрастает, она бы сама не отказалась от моей помощи. А еще долг Кире висит! Зачем я согласилась на свадьбу так скоро?
