Вполголоса шепнула парням, которые воспринимали перепалку так остро, будто это чертова «Игра престолов»:
– И нам пора, ребятки.
Миша с Семой переглянулись и буквально вцепились мне в руки, не давая сдвинуться с места. Смогла бы я уничтожать людей взглядом – в их головах было бы по сотне пуль в каждой.
Тем временем Светочка ахнула, положа руку на сердце, воскликнув:
– Серьезно? И так ты поступаешь с матерью своего будущего ребенка?!
Меня прямо насквозь пронзило. Блондинка принялась судорожно оборачиваться по сторонам в поисках поддержки, и тогда зацепилась взглядом за нашу дружную компанию, крича:
– То есть, как трахаться в доме у озера – это мы можем! А как нести ответственность за свои поступки – вали, Света!
Олег увидел меня, пошатнулся. «Не ожидал, что я узнаю?» – попыталась передать взглядом я, пока внутри взрывались гранаты.
– Это была вечеринка у друга. Я не знал, что она там будет, – зачем-то начал оправдываться Олег, хотя это было уже не важно. – Выпил, заснул рано… Просыпаюсь, а под боком лежит голая Светка…
– Конечно, мы же всю ночь любовь занимались! – ахнула блондинка, а потом с изучающим прищуром оценила меня по новой. – А ты чего так перед ней так распинаешься?
Коробейников отряхнулся, будто опомнившись. «И правда, зачем?» – читалось в его глазах, отчего стало еще хуже. Благо парни меня держали крепко, упасть не давали.
– Она никто, – прямо мне в глаза отчеканил Олег, а с губ моих сорвался рваный стон. – И я не перед ней… Если ты не заметила, тут полно народу на твои вопли сбежалось.
У Светы уже стояли охранники, готовые в любой момент выгнать ее взашей, но та первая вскинула подбородок, гордо шагая к выходу:
– Я в суд пойду, Коробейников. Посмотрим, что ты там скажешь!
– Чай свой забери, – прокричал он ей в след.
– Эта баночка три тысячи долларов стоит, – невзначай понтанулась блондиночка. Развернувшись вполоборота и подмигивая бывшему. – Выкинь в помойку, дорогой. Я из твоих рук больше ничего не возьму.
Женщина только скрылась за поворотом, как Коробейников вернул внимание к нам, широкими шагами преодолевая разделяющее расстояние.
– Что она здесь делает?! – спрашивал… Нет, буквально орал с пеной у рта он Семе с Мишей.
– Работает… – недоумевали парни, переглядываясь.
Сжав челюсти, Олег окинул меня беглым взглядом, кратко отрезав:
– Уволена. Уходи прямо сейчас!
На меньшее я и не рассчитывала, уже опустила и без того понурый взгляд, когда Сема вдруг смело воскликнул:
– С чего это вдруг, простите?
Злой, как черт, Олег, повернулся обратно со сжатыми кулаками:
– Вечеринка не удалась. Все было хуже некуда. Как вы и просили, устраняю эпицентр проблемы.
– Да Лена тут больше всех работает! – неожиданно для меня заступился Миша. – И полы моет, и картошку чистит! Все на ней: организация персонала, меню, программа, кухня.
Мой рыжий друг активно закивал:
– Пашет, как лошадь, за двадцать человек.
Не ожидала я, что те, кто прозвал меня Терминатором, смогут в такой момент встать на мою сторону. Прямо слезы на глаза наворачивались от чувства благодарности и умиления. Жаль, Олег мои чувства не разделят… Сейчас об него можно было спички поджигать.
Скривившись, он саркастично хлопнул в ладони:
– Ох, какая здесь любовь проснулась! Что же, раз так… Уволены и вы тоже.
Парни прямо побелели, а меня окутала паника. Преодолевая себя, я бросилась вслед за Олегом:
– Ладно, я плохая! А они-то при чем? Или теперь всех будешь ненавидеть, кто ко мне нормально относится?
Делая вид, что меня нет, он ускорил шаг.
– Я уйду, – взмолилась, смело перекрывая ему путь. – Только не увольняй Сему с Мишей. Они хорошие.
Задышав, как бык на корриде, Коробейников протянул руку, достал дорогую пачку чая и буквально кинул ею в меня:
– Бери, Лена, и иди. Чтобы глаза мои тебя не видели!
Глава 9
«Не гневи судьбу!» – говорил мне как-то папа. Порой вот ляпнешь по глупости про себя: «У меня все так плохо, что хуже быть просто не может!», а эта самая чертова судьба тебя возьмет и удивит. И вот ты уже битый час идешь по улице и рыдаешь навзрыд, как сумасшедшая, теряя смысл своего жалкого существования.
– За что?! – закричала я в небо, и люди вокруг отшатнулись в сторону. «Что за идиотка?» – читалось в их глазах. «Вызовите кто-то дурдом!» – переглядывались незнакомцы. А мне было плевать. Шмыгая носом, я искренне недоумевала: – Да как так-то, ну?
Во-первых, осознав все тяжесть своего плохого поведения, я, прихватив самое дорогое, что было в моей квартире класса экстра-эконом, – чай Олега – понесла его Алине мириться. Мало того, что та выставила меня за дверь с перепуганными глазами, будто я все прошлое время котят собственными руками у нее на глазах душила, так еще и они с папой отдали мой понтовый чай на экспертизу…
Из этого следует «во-вторых». Мой собственный отец решил, мол, хлебом меня не корми, как дай сделать выкидыш его любимой молодой женушке.
Потому что, в-третьих, в чертовом чае Светы было найдено (опять же, по словам моего негативно настроенного отца) что-то очень вредное для беременных. Из этого вытекает вопрос: «Знала ли Света, что дарила? Если знала, то почему Олегу? Ведь мужчина, как известно, родить не может!»
– Если только Олег не решил получить тот самый миллион долларов за первые естественные роды у мужчины, а бывшая ему все малину обломала… – вслух рассуждала я.
– Это вы мне? – вдруг застопорился прохожий, оглядываясь по сторонам. – У меня детей нет, только племянники.
– Нет, – закатила глаза, проходя мимо. – Не вам.
Здесь-то и наступал роковой пункт «в-четвертых» под кодовым названием «Гребанный Олег Александрович»! Трубку он не брал, из города, по словам Семы с Мишей, уехал. Хотя вот парадокс: несколько месяцев назад Олег сам дал мне пропуск от своего дома. «На всякий случай!» – выразился мужчина. Жил он в соседнем подъезде от папы с Алиной. Именно этот пропуск позволил войти на очень охраняемую территорию без трудностей.
Итоги были неутешительными: папа проклинал меня последними словами, Алина презирала, а Олег просто смылся с радаров. И все равно сдавать, что чай у меня от Коробейникова, не стала. Ибо, если что и выучила на собственных граблях: разгребать проблемы надо самой, никого не вмешивая. Принесла чай я сама, виновата тоже сама.
Тонешь? Тони одна, никого за собой не утаскивая.
Внезапно ноги к земле приросли, а слезы высохли, когда перед глазами замаячила неоновая вывеска «Огонь».
