— Чего?
— Возьми рубаху в которой я вчера на реку ходила и сожги ее, да так чтобы и клочка ткани не осталось.
Кажется ничуть не удивленный Кузьмич пошел к выходу, а я его остановила с надеждой спросив:
— Кузьмич, а ты домового князя знаешь?
— Да кто ж Сидора не знает.
Задумчиво покивала головой, и то верно. Как никак первый домовой в деревне, сторожил можно сказать.
— А ты можешь попросить его кое-что у князя забрать незаметно? А я его просьбу насчет кикиморы выполню.
Давно просил меня Сидор подсобить в его отношениях с кикиморой, да только мне все недосуг было. Вот и страдал бедный домовой от любви неразделенной, а может и разделенной. Кикиморы они же повредней ведьм будут и ни за что не признаются, а сами по ночам слезы льют, из-за чего болото зацветает. А как раз наше болотце лесное цветет едва ли не круглый год, всех мошек и комаров к себе созывая, и лягушки оттого там размером едва ли не с мою голову.
— А что выкрасть надобно?
Покосилась на своего Кузьмича, бороденка редкая да куцая, волос на голове чуть. Бедный он бедный, зря он с Любавой пил, и как теперь в таком виде в княжую усадьбу пойдет. Да ладно, сам наворотил, пусть разбиратется.
— Венок из травок сплетенный. Красивенький такой, пышненький.
Домовой сначала кивал головой внимая, а потом так и застыл.
— Ты ж чего это? На реку ходила? Да еще и венок пускала?
Отрицать было нечего, все верно говорит. Вот только…
— Ходила. Да только не я его пустила, а Любава с головы сдернула да в реку бросила. А там князь, и смотрит так, словно прожигает…
Кузьмич сплюнул на пол и испарился. Пошел к Сидору, а я в неизвестности томлюсь. Ноги себе истоптала в ожидании пока вернется. Вернулся домовой хмурый и недовольный.
— Нету твоего венка, Василисушка.
Я прямо ахнула:
— Как же нету?
— А вот так. Спрятал его князь наш, да так что даже Сидор не нашел. Ох, рассказать бы все мамке твоей.
Испуганно икнула. Больше князя нашего я боялась только матушку свою, рука у нее больно тяжелая была.
— Не надо, сама разберусь.
— Да уж разобралась.
В чем-то конечно Кузьмич прав, если все маме рассказать то получу конечно крепко, но она все за нерадивую дочь решит, и домой обратно заберет. А если нет, то придется самой свою свободу отстаивать, главное нужно венок найти, я ж по глупости его по всем правилам сплела, толику своей силы приложила и он теперь словно нить путеводная ко мне приводить будет где бы я ни была.
Занятая своими мыслями, не сразу услышала звук шагов. И только когда рядом кто-то с удивлением выдохнул: “Надо же, ведьма.” Обернулась.
Позади меня стоял ранее болезный, а сейчас вполне бодрый подборыш. Росточку он оказался немалого, я ему как раз по грудь была. Слава Праматери он срам весь догадался простынью прикрыть, но и то что было видно впечатляло как размерами, так и рельефностью. Подняла взгляд выше и невольно окрестила себя крестным знамением, что могло говорить о моем крайнем замешательстве, ибо ни одна уважающая себя ведьма этого не сделает.
— Свят, свят, свят. Изыди.
Незнакомец смотрел на меня холодными белесыми глазами, в которых слишком сильно выделялся красный вертикальный зрачок.
— С каких это пор ведьмы креститься начали?
— С недавних. Когда черти выползать начали.
Он рассмеялся хрипловатым смехом.
— И как зовут тебя, чудо?
Чудом меня еще никто не называл. Чаще нечистью там, или ведьмой проклятой, а тут “чудо”, приятно.
— Василиса.
Болезный подошел ближе.
— Ну здравствуй, Василиса.
В замешательстве пожелала:
— И вам не хворать. — а потом спохватилась, и грудью пошла на него. — А ты кто будешь? Рода ты нечеловеческого, так что делаешь в наших краях дремучих?
Первый страх прошел, и теперь природная вредность начинала верх брать. Незнакомец не отступил как я ожидала, и теперь я имела уникальную возможность любоваться красивым, гладким, накаченным торсом.
— Лисантиил.
— Слышь, Лис. — тут же сократила его имя, от чего незнакомец сощурил свои необычные глаза. — А ты чего это на меня напираешь?
Теперь его глаза значительно расширились, а зрачок подрагивать начал то сужаясь, то расширяясь. Но отступил он первым.
— Ты всегда такая наглая?
Задрав голову вверх наставительно произнесла:
— Наглость главная отличительная черта ведьм. — потом еще раз внимательно оглядев гостя добавила. — А теперь собирайся и на выход, мне некогда с тобой возиться.
У незнакомца глаза значительно округлились. Видно не привык он к подобному обращению. Да только мне и вправду некогда было возиться с ним, в деревню же собираться надо, а солнце уже высоко в небе, полдень не за горами.
— Ну чего уставился? Собирайся говорю, мне уходить скоро.
— Мне надеть нечего.
Получилось у него несколько обиженно. Тяжело вздохнув позвала:
— Кузьмич!!!
Домовой тут же явился с хитроватой улыбочкой на лице.
— Болезному вещи нужно достать, уйти голый не может.
Он понятливо кивнул и уже через миг перед нашим гостем лежали вполне приличные штаны и рубаха. Но чудо, явно заморское, с брезгливостью подняло эти вещи, потом понюхало, не знаю что он там вынюхать хотел, после чего категорично произнес.
— Это я не одену, это ношенное.
Пожала плечами.
— Не хочешь, не надо. Можешь идти в простыне.
А у самой аж зубы от жадности сводит. Все же за сутки потерять две сорочки и простынь добротную — это уже перебор.
Лис этот, даром что не рыжий, аж зубами заскрипел да на меня пошел прищурив змеиные глаза свои.
— Ты хоть знаешь с кем разговариваешь, человечка?
Выпятив свой верхний аргумент ответила:
— Я ведьма, а ты болезный о помощи просящий. Я не отказала, помогла, а теперь уходи.
Никогда не видела чтобы так стремительно покидали мою избенку. И да, дверь не выдержала.
Глава 4
Собиралась я долго и нехотя, хотя прекрасно понимала что тянуть бесполезно. Дав Кузьмичу наставления никого не впускать, а если впустит то не выпускать, он подчас пуще сторожевой собаки будет. Взяв верную метлу, покрутила ее в руках и поставила обратно, пойду пешком. У верной подруги поникли веточки, давно я на ней не летала.
— Ничего-ничего. Вот приду от князя и полетаем.
