– Нет, Иветт, – жёстко останавливает Лайс. – Во-первых, если лже-жрец уже здесь, то внутри тебя ждёт ловушка. Во-вторых, насколько я помню, чем чаще ты вспоминаешь о своей бестелесности, тем быстрее ты потеряешь связь с этим миром.
Лайс повторно стучится, громче, требовательнее.
Из холла раздаются шаги.
Дверь открывает Элька.
Лайс слегка кивает девочке и проходит в холл. Я иду рядом, держа его под руку.
Элька округляет глаза:
– Так это правда…?
Видимо, Геранд уже разорвал брачный договор, причём со скандалом.
– Госпожа в ярости, – предупреждает Элька и ошибается.
Мама величественно выплывает в холл. Домашнее платье скрыто под лучшей шалью, выписанной из столицы меньше полугода назад. Я отчётливо понимаю, что принарядилась она для моего кавалера.
– Мама познакомься, – вспоминаю я о правилах приличия. – Лорд Верандо был любезен и проводил меня до дома. Лорд, моя мама леди Ромея.
– Очень приятно познакомиться, леди Ромея, – Лайс склоняется в поклоне и целует маме ладонь. – Теперь я знаю, кто подарил леди Иветт её красоту. Вы обворожительны.
Мама сдержанно улыбается, слегка наклоняет голову.
– Я также рада знакомству, лорд Верандо. Слухи не солгали, вы проявили интерес к моей дочери.
– Да.
Выражение маминого лица становится ещё более надменным:
– Лорд, вы не можете не осознавать, что разрушили репутацию моей дочери. Я желаю знать… Вы возьмёте на себя ответственность?
Глава 23
Ма-ма-а-а…
Я закатываю глаза. Какая, тени и светы, ответственность? Говори уж прямо – вы женитесь на моей дочери? Ответ – нет. Зачем только спрашивать? Он столичный лорд, я отвергнутая женихом провинциальная бесприданница. Зачем напрашиваться на унизительный отказ?
Лайс презрительно фыркает, но резко меняет настрой:
– Леди, а вы с какой целью интересуетесь? – ухмыляется он.
Вопрос слегка сбивает маму с толку:
– То есть, лорд? – но она быстро выправляется и восклицает, – Разумеется, я забочусь о благе своей дочери!
– Или о своём? – жёстко спрашивает Лайс.
Мама невольно отступает на шаг.
Лайс продолжает:
– Заботитесь о благе… Леди, вы хотя бы знаете, какой любимый десерт у вашей дочери?
Ванильное мороженое, посыпанное крошкой белого шоколада и политое терпким брусничным соусом. В идеале – чуть подтаявшее, чтобы можно было зачерпнуть ложкой и долго смаковать сочетание сладкого и кислого.
– Яблочный мармелад, лорд, – уверенно отвечает мама.
Ложь.
Лайсу хватает одного взгляда на меня, чтобы повторить мои мысли:
– Ложь, леди.
– Вы пришли посмеяться над нами, лорд?
Мне кажется, Лайс не смеялся, Лайс попытался указать маме на очевидное – на бездонную пропасть между мной и ею.
– И?
– Убирайтесь немедленно! Больше вы не войдёте в мой дом и не приблизитесь к моей дочери.
– Я уже… приблизился, – усмехается Лайс, поворачивается ко мне, берёт за руку и, глядя мне в глаза, целует кончики пальцев.
– Лорд, покиньте мой дом! – мама чуть повышает голос.
– Иветт, доверься, – шепчет Лайс, его слова предназначены мне и только мне.
Лайс отстраняется. На маму он больше внимания не обращает, но её требованию подчиняется и выходит. Мама вопреки привычкам лично захлопывает дверь и запирает на замок. С улицы доносится смешок.
Зачем ему понадобилось дразнить маму?
Я чувствую лёгкий укол вины за то, что жаловалась Лайсу на маму. Недопониманием в семье должно оставаться в стенах дома… Почему молчание больше не кажется таким правильным? Ах, не важно… Главное, что мы с Лайсом успели раньше жрецов.
Меня немного смущает, что Лайс отказался от идеи забрать маму в безопасное место, как мы планировали, изначально, но, должно быть, у него появилась веская причина. Он просил доверять и… Чутьё говорит, что довериться – единственно верное, что я могу сделать. Одно воспоминание о ладонях Лайса на моих плечах дарит ничем не объяснимое чувство защищённости.
Я поднимаюсь на второй этаж, хочу успеть скрыться в спальне, но оклик застаёт меня на лестнице.
– Иветт!
– Мама?
Я нехотя оборачиваюсь.
Она смотрит на меня снизу вверх, поджав губы, смотрит с откровенным осуждением и разочарованием.
– Как ты могла, Иветт? Как ты могла разрушить наше будущее?
– Своё или ваше? – устало уточняю я.
Неужели она не способна заметить, что я далеко не в порядке? Почему она обвиняет, не разобравшись, не спросив, что случилось на самом деле?
Я отворачиваюсь и продолжаю подниматься.
– Иветт!
– Мама, я достаточно зарабатываю, чтобы мы могли не зависеть ни от мнения высшего света, ни от сына градоправителя. Королевской академии всё равно, куда отправлять копии манускриптов. Мы переедем.
Если уцелею… Я не договариваю. Зачем?
– Из-за тебя реликвия, которую ты клялась вернуть, будет продана.
Мама бьёт по самому больному.
Я вздрагиваю, на глаза наворачиваются слёзы, но я смахиваю перламутровую каплю магии, растираю в пальцах и медленно оборачиваюсь:
– Почему вас это беспокоит, мама? Ведь это же только моя клятва, – мой голос звучит мёртво, но мама не обращает внимания.
Она вынимает кружевной платок, прикладывает к уголку глаза и картинно всхлипывает. Да-да, картинно. Я видела, как мама время от времени упражняется перед зеркалом, чтобы не растерять навык.
– Иветт, как ты могла? Боги, какая трагедия! Какой страшный конец встретила наша семья! Ах! Моё сердце!
Мама прижимает руку к груди, проходит мимо, демонстративно не обращая на меня внимания. Она причитает, жалуется, останавливается у стены и продолжает взывать к моей совести.
Я смотрю на её выступление и окончательно перестаю понимать, что творится в её голове.
– Мама, чего вы добиваетесь?
– Иветт, мы должны написать градоправителю и обвинить лорда Верандо в насилии. Как отец твоего бывшего жениха, пусть он вступится за нас!
Что?
– Мама, ты тронулась умом?
– Нет, почему же? Этот лорд наш единственный шанс. Мы должны вынудить его на тебе жениться. Я полагаю, градоправитель единственный, кто способен нам помочь. Сама посуди, что лучше? Если ничего не исправить, люди будут говорить, что сын градоправителя настолько ужасен, что невеста предпочла прыгнуть в постель залётного аристократа. Гораздо лучше придать слухам иную тональность. Сын градоправителя собирался жениться на настолько прекрасной девушке, что столичный лорд не устоял и украл её.