– Иви, у тебя нет идей?
– Ты что-то знаешь? – откуда бы, если я, жрица, не имею ни малейшего представления?
Лайс ухмыляется. Признаваться он явно не собирается.
Я улавливаю, что подъём прекратился.
Мы проходи ещё сотню шагов, ход делает резкий поворот, и мы упираемся в тупик перед дверью, очень похожей на ту, что осталась позади.
– Ты хочешь сказать, что мы пришли в «Обитель Семи дубов»?! – оборачиваюсь я.
Лайс выгибает бровь:
– Иветт, а что тебя удивляет?
– Глубина собственного незнания. Я полагала, что знаю в святилище каждый закуток, и вдруг такой сюрприз.
– Ты сможешь открыть?
– Да, конечно. Я почти подобрала ключ.
Руны послушно выстраиваются в правильную цепочку, и дверь с тихим скрипом открывается. Я не жду подвоха, однако Лайс окутывает нас щитом, и только после этого первым проходит вперёд, прикрывая меня собой. И я точно знаю, что, случись что, Лайс оттолкнёт меня назад в безопасность, захлопнет створку, а сам… О себе он будет думать в последнюю очередь.
К счастью, ничего не происходит.
Родное святилище встречает нас тишиной.
Лайс напряжённо осматривается, а я вопреки запрету учителя прислушиваюсь к ментальному фону. Зря волновалась, фон блёклый, выветрившийся.
– Сюда очень давно никто не спускался.
Лайс кивает и пропускает мои слова мимо ушей, держится всё также настороже.
А я с любопытством оглядываюсь. До сих пор я не бывала в подземных помещениях «Обители Семи дубов». Точнее, бывала в помещениях, отведённых под хозяйственные нужды, и не подозревала, что под ними есть что-то ещё.
Впрочем, разбираться буду потом, а пока мы поднимаемся наверх. Домой…
Холодно.
Неужели старик-бродяга уже ушёл?! Лишь бы с ним ничего не случилось, конечно. Но всё же… Если бы он задержался, в жаровнях бы сейчас горел уголь, мы бы окунулись в гостеприимное тепло храма. Звучит безобразно эгоистично.
Однако в главном коридоре из кухни тянет тёплым воздухом.
Я хмурюсь.
Лайс жестом показывает мне подождать, прокрадывается вперёд, заглядывает в щёлку. Возвращается он, не скрываясь и поясняет:
– Твой гость.
– Тот старик? Но почему тогда жаровни не горят? Зачем эта экономия угля?
Я возвращаюсь в подсобку, всего-то через две двери от кухни, и тянусь за ведром, но Лайс опережает и мягко меня отстраняет.
– Иви, ты хочешь меня обидеть?
Странный вопрос.
– Что? – смотрю я с недоумением.
Лайс прищуривается:
– Иветт, ты считаешь, что можешь при мне поднимать тяжести, заниматься чёрной работой?
Упрёк неожиданный.
Пока я хлопаю глазами, Лайс развязывает мешок, наклоняет, пересыпает уголь в ведро и, умудрившись не запачкаться, легко поднимает ведро. Мне остаётся лишь показать, в какую жаровню скольку угля высыпать, потому что поджигает Лайс тоже сам.
На шум выглядывает старик и расплывается в радостной улыбке:
– Жрица Иви, вы вернулись. Добрый день. Господин…
При виде Лайса его радость увядает.
– Добрый день, – поспешно откликаюсь я. – Как вы тут? Простите, вас не затруднит поставить чайник? Мы, признаться, замёрзли.
– Ох…
Старик смотрит на нас, явно замечает странности в одежде, особенно обгоревшие дыры привлекают его внимание, но спросить он ничего не решается, спохватывается, кивает и торопливо скрывается в кухне.
Мы с Лайсом заходим следом, и я отправляюсь проверить запасы продуктов. Надо посмотреть, что я могу приготовить и, желательно, побыстрее.
Лайс выдвигает стул к самой жаровне, вытягивает над углём ладони. Порыв подойти и самой растереть ему руки я задавливаю. Откуда этот порыв? Но важнее другое – сейчас нам надо восстановить силы, то есть поесть. А не увлекаться нежностями.
– Каша, печенье, – перечисляю я.
Лайс не выказывает и тени недовольства, хотя, уверена, привык к иному.
Старик переставляет закипевший чайник с плиты на стол и, покосившись на нас, тихо выходит, прикрыв за собой дверь.
И мы с Лайсом остаёмся вдвоём.
Глава 37
Лайс перебирается от жаровни за стол. Я быстро накрываю и присаживаюсь рядом. Хочется есть, но я не спешу набрасываться на каменное печенье. Бросаю его в чашку с чаем размокать. Лайс раскладывает по тарелкам кашу, берётся за ложку и без тени недовольства начинает уплетать сытное, но крайне неаппетитное угощение, а, ополовинив порцию, даже хвалит:
– Очень вкусно.
– Хм?
– С голодухи даже гвозди сладким леденцом покажутся, – усмехается он. – Иви, я согласен лопать всё, что ты приготовишь, но продукты в будущем заменим, договорились?
– В будущем?
– Ты же не откажешь мне от храма?
Лайс будет приходить в святилище как в ресторан, да? Мило… Но как долго? Я ведь не ошибусь, если предположу, что в столицу Лайс возвращается со дня на день. Мне, наверное, придётся дать показания перед судом. А потом…? Возвращаться не хочется, на столичную жизнь моих заработков не хватит. Перебраться куда-нибудь южнее? Ха, кого я обманываю? Не может быть, чтобы Лайс меня так просто отпустил. Не после его признания.
Я утыкаюсь носом в его плечо, но в коридоре раздаётся быстро приближающийся топот, и Лайс вскидывается.
– Дети, – поясняю я. Уж их я всегда узнаю.
Я права.
Дверь беспардонно распахивается, в кухню вваливаются близнецы господина Тара Кодмиса. Будучи по меркам провинции весьма состоятельным, господин Кодмис давно нанял шебутным мальчишкам учителей, и в моих уроках для них особого смысла нет, но господин Кодмис всё равно отправляет близнецов ко мне. Подозреваю – чтобы они громили не дом, а обитель. Мальчики очень активные.
Затормозив на полпути до стола, мальчики радостно хором восклицают:
– Иви!
– Иви, а мы тому поганому лорду, который хочет парк снести, окна разведённым навозом облили!
– Иви, у нас ещё половина бидона осталась! Мы хотим… Ой, он тут.
Смутились? О, нет. Лишь на мгновение озадачились.
Близнецы, не сговариваясь, хищно прищуриваются. И бидон медленно приподнимают, примеряясь, как половчее покарать врага, не зацепив меня. Лайс же что-то сдавленно пробухтел, точно расслышать у меня не получается, но пару крайне неприличных выражений я всё же выцепляю.
– Иви, отойди, пожалуйста.
То есть эти умники собрались залить своим творчеством стол с посудой, еду?!
