– Иви, что это? – дрогнувшим голосом спрашивает сестрёнка Рона.
Обычные души людям невидимы, но пленных призраков поддерживает сила, направляемая кукловодом.
– Души жертв преступления. Не бойся. Помощь скоро будет здесь.
Первые нити доползают до щита. Они движутся будто змеи. Совершенно не торопятся, хотя некоторая поспешность в их движениях всё же проскальзывает. Нить приподнимается над полом, раскачивается из стороны в сторону. Сравнение со змеёй оказывается даже более верным, чем мне показалось изначально.
Тупоносый конец утыкается в щит и моментально отдёргивается назад, но это лишь первая проба, нечему радоваться. Покачавшись, нить вновь приближается, утыкается в щит и замирает.
Кто-то из деток, кажется, один из близнецов, шмыгает носом.
– Им не пробиться, – успокаиваю я.
– А если? – резонно возражает Рон.
– Я здесь.
Самонадеянное заявление – а что делать? Детей надо успокоить.
Нить снова отстраняется, но не просто так. Бросок, и чернота бьёт в щит.
Я сглатываю. На моей стороне сила, которую эльвийские жрецы по капле копили тысячелетиями. На стороне врага сила сотен мучительно отнятых жизней. Я бы всё равно сделала ставку на руны, но меня тревожит, что враг знал, как я буду защищаться. Враг не мог не приготовить пробивной козырь.
Нить в третий раз подступает к щиту, кончик расплющивается по нему, будто капля по стеклу.
Остальная паутина приходит в движение.
– Нас закрасят!
И не поспоришь.
Ну же, учитель, где вы?
– Иви, ты сможешь стряхнуть её?
– Кукловод мешает. Я попробую…
Однако Лайс ловит меня за руку:
– Подожди минутку.
Легко. Лайсу я доверяю, хотя просьба несколько странная.
Лайс вплотную подступает к щиту, к тому месту, где присосалась чёрная нить. Всё же не змея, а мерзкая пиявка – вот её сущность. Я постоянно отвлекаюсь на детей, следить за Лайсом не получается. А его что-то заинтересовало, причём очень-очень сильно заинтересовало.
Проходит две минуты.
Щит наполовину оплетён.
– Я боюсь, они не станут ждать.
Зачем, как выразился Рон, полностью «закрашивать»? Достаточно покрыть сетью и… Как именно снесут наш щит, я не представляю, но не сомневаюсь в том, что снесут, если чудо не спасёт нас раньше.
– Иви, знаешь, в чём слабость этих нитей?
– Нет.
Откуда бы?
Лайс расплывается в улыбке, и вид у него становится чисто как у кота, объевшегося сливок.
– В Академии меня учили, – Лайс рассказывает и одновременно делает что-то не очень понятное, явно крайне сложное, – что работа с менталом, и работа с окружающим миром – это два разных уровня магии. Несовместимых между собой. Однако тот, кто создал эту паутину, их совместил.
– И что же тебя радует?
– Ради создания «перемычки», ему или ей пришлось нарушить один из базовых принципов безопасности. Сейчас… Есть!
– М?
– Иви, нить – это прежде всего дорожка к тому, кто её держит. Я только что отправил по нити мой смертельный привет.
Словно подслушав, нити разом дёрнулись и опали.
– Лайс!
Поймав мой полный восхищения взгляд, Лайс расплывается в самодовольной улыбке, а мне… мне бесконечно приятно, что он так на меня реагирует. Мысли сворачивают в сторону брачного ложа. Я хочу увидеть, как Лайс будет смотреть на меня, когда я…
Увы, приходится вынырнуть из горячих фантазий. Я в храме единственная жрица, а души остро нуждаются в помощи. К счастью, как избавляться от паутины, лишённой контроля, я знаю – ничего сложного. Сперва я смахиваю самые толстые нити, очищаю стены, пол, щит, а затем филигранно, чтобы не причинить боль, освобождаю пленников. Я опускаю щит, в нём больше нет никакого смысла.
– В добрый путь, – выдыхаю я. У меня нет ни алтаря, ни дымящейся палочки благовоний, но пожелания хватает.
Призраки уходят одни за другим, и многие из них не просто исчезают, они истаивают, распадаясь на серый туман. На глазах стираются их личности, души забывают перенесённую боль, забывают страдания. Ничего человеческого в них больше не остаётся. Души вспыхивают будто росинки на восходе, сияющими звёздочками взмывают ввысь, они уходят в иные слои реальности. Но я не прощаюсь, потому что скоро, совсем скоро они вернутся к жизни, и пусть в следующий раз им повезёт. Я от всего сердца желаю им счастливой судьбы, и почему-то мне кажется, что моё пожелание обязательно исполнится.
– Иви, они ушли, да? – Рон нетерпеливо дёргает меня за рукав.
– Да, они исцелились и ушли.
Почему-то мне становится грустно, хотя радоваться надо, ведь души спасены. Впрочем, грусть светлая, и я улыбаюсь.
– Иви? – замечает моё состояние Лайс.
– Чаю? – предлагаю я.
Близнецы переглядываются. Детям впервые неуютно в моей «Обители». Умом я понимаю, что это логично, совершенно естественно. Скорее надо удивляться, что дети с визгом не разбегаются, кто куда. Но всё равно неприятно. И Лайс молча берёт мою ладонь в свою, крепко сжимает в знак молчаливой поддержки.
– Иви, нам домой нужно.
– Да, – поддерживает второй. – Мы же из дома сбежали и не сказали, куда мы. Мы пойдём. Пока. До встречи.
– И мы тоже пойдём, – встревает Рон, ухватывая сестру за руку. – Не будем мешать. До встречи, Иви.
Я провожаю детей до крыльца, машу им вслед, наблюдаю, как они ускоряют шаг, чтобы как можно быстрее оказаться подальше от напугавшего их святилища. Лайс всё также крепко держит меня, стоит за моим плечом, даря ощущение надёжности и твёрдой опоры.
– Почему мне кажется, что они больше не захотят возвращаться?
– Вернутся они или нет – не всё ли равно? – пожимает плечами Лайс.
– М?
Он притягивает меня к себе, заключает в кольцо своих рук:
– Иви, мы поженимся, и, я надеюсь, ты согласишься переехать в столицу. Или в пригород, если ты предпочитаешь суете большого города провинциальную неторопливость.
Я улыбаюсь, позабыв обо всех невзгодах:
– Откуда же мне знать? Я никогда не жила в столице. Я доверяю твоему вкусу. Я хочу жить с тобой, Лайс. Где – не имеет значения.
Лайс увлекает меня обратно в храм. Дверь закрывается, пряча нас от случайных взглядов, и Лайс целует меня. Его прикосновения сводят с ума, я цепляюсь за его плечи, голова идёт кругом, и, если Лайс меня отпустит, я, без сомнения, упаду. Но Лайс держит крепко. Не просто держит. Подхватывает меня на руки.
Сквозь грохот пульса в ушах до меня доносится деликатное покашливание.
