– Она, черт тебя подери, ребенок. Дочь твоего босса. Хватит ей пить. Да и вообще. – Он поворачивается ко мне. – Тебе пора.
Я хмурюсь.
– Не будь жопой.
Мысленно проговариваю свои слова. Ага. Так я и сказала.
Честное слово, на секунду у него подергиваются губы, но он тут же рявкает на Шона:
– Она уходит.
– Остынь, чувак. Сесилия, это Доминик.
– Доминик, – донельзя озадаченная, повторяю я.
Господи, Сесилия, малолетки и те хитрее.
– Мой брат совершил ошибку, решив тебя пригласить. Ты должна уйти.
– Вы братья? – Настолько непохожих внешне людей я еще не видела.
– Не совсем, – поправляет стоящий слева Шон.
– Ты и правда меня выгонишь? – пьяно спрашиваю я у Доминика. Может, сидр крепковат, но ладошки до сих пор покалывает от переглядываний.
– Разве ты не восемнадцатилетняя дочь Романа Хорнера? – Он брезгливо поджимает губы, в каждом его слове слышится легкий акцент. Зрителей прибавляется, и я жадно глотаю воздух, который вдруг становится плотнее от напряжения.
– Уверена, я не первая несовершеннолетняя девушка, которая пьет на твоих вечеринках, – огрызаюсь я, чувствуя, что все на меня смотрят. Доминик мог отвести Шона в сторонку и попросить от меня отделаться, однако решил опозорить у всех на виду. – И через две недели мне исполнится девятнадцать, – добавляю я самый жалкий довод в свою пользу.
На лице Доминика появляется выражение смертельной скуки.
– Я что, тебя чем-то обидела? Да и вообще, тебе самому-то сколько? – спрашиваю я, и он испепеляет Шона взглядом, словно ведя с ним молчаливую беседу.
– А что? – Доминик снова смотрит на меня. – Запишешь в свой дневничок, украшенный бабочками и стразами?
Слышу вокруг смех и чувствую, как горят от смущения щеки.
Господи, Сесилия, умолкни.
– Да пусть останется, Дом, – высказывается с патио Лайла. – Она никому не мешает.
Доминик тщательно обводит меня взглядом, но дергает подбородком в немом приказе.
– Дом, да… – заговаривает Шон, и я поднимаю руку.
– Ну и ладно, я ухожу. – Я смотрю на Доминика, униженно переминаясь с ноги на ногу. Это доставляет ему удовольствие, и в его холодных глазах я вижу свое трусливое отражение.
Он поворачивается, собираясь уйти, но я останавливаю его, положив руку ему на предплечье. Допив остатки сидра, бросаю бутылку ему в ноги.
– Упс, – прикидываюсь я пьяной дурой.
Скрежеща зубами, словно мое прикосновение обжигает, он медленно переводит на меня взгляд, хмуря темные брови, словно вопрошая «какого хрена?».
– Ты выгоняешь меня со своей вечеринки. Знаешь, мог бы сказать, как приятно было со мной познакомиться. Так делают вежливые люди.
– Меня еще ни разу не обвиняли в вежливости.
– Это не обвинение, – гаркаю я, а Шон чертыхается и начинает меня уводить. – А банальные правила приличия, козел. – Видимо, сидр добавил в мою речь акцент пьяного английского пирата, или я пересмотрела сериалов на «BBC». Я пьяно хихикаю, и Шон подхватывает меня на руки.
– И такой симпатичный козел, – растягиваю я слова.
Отовсюду доносятся смешки, а полные губы Доминика дергаются в некоем подобии улыбки. Я ерзаю в руках Шона, чтобы он меня опустил.
– Знаешь, я проблема, – умничаю я, и слева раздаются улюлюканья. – Просто спроси своего брата. – Чувствую бедром, как трясется от смеха грудь Шона, пока он несет меня через гостиную на улицу.
Шон относит меня к подъездной дорожке, ставит на землю и оглядывается назад с виноватой улыбкой.
– В чем проблема, черт возьми?
– Я же тебя предупреждал, – улыбаясь, говорит Шон. – Он часто кусается, без предупреждения лает.
– Обязательно было меня позорить?
– Он от такого кайфует. Должен признать, что все оказалось лучше, чем я думал.
– А я думаю, что все прошло довольно хреново, – заплетающимся языком спорю я и понимаю, как сильно ударил в голову сидр.
Нахмурившись, Шон внимательно на меня смотрит.
– Я отвезу тебя домой, не против? А завтра утром заеду за тобой, чтобы ты забрала свою машину.
– Ладно, – фыркаю я, и он открывает мне дверь. Сев спереди, я от злости скрещиваю на груди руки. – Меня как будто только что поставили в угол. – Я поворачиваюсь к Шону. – Я неконфликтный человек. Извини, не знаю, какой бес в меня вселился.
– Да Доминик и монашку доведет до белого каления.
– Да неужели!
Шон хмыкает и, захлопнув тяжелую дверь, с сочувствием на меня смотрит.
Я сползаю по сиденью.
– Дело в моем папе, да?
Он кивает.
– На него работает половина гостей на этой вечеринке.
– Вряд ли его интересует, что происходит в свободное от работы времени.
– У него длинные руки.
– Ага, ну а я взяла за правило ни черта ему не рассказывать. Ты можешь мне доверять. И я уже взрослая.
Он постукивает по губе, которую я не заметила, как выпятила.
– Ты чертовски милая. И красивая. Но, давай по-честному, слишком юная и хорошая, чтобы тусоваться с такими мудилами, как мы.
– Я бывала на многих вечеринках, просто никогда не принимала в них активное участие. И вы, мудилы, мне нравитесь. Кроме того козла.
– Уверена в этом?
– Он меня не впечатлил. – Не совсем правда, ведь, пока он не открыл свой рот, я вволю им налюбовалась.
– Нет?
Я медленно качаю головой, и Шон убирает с моего плеча прядь волос. Парень так сильно на меня действует, что я начинаю льнуть к нему, когда он так на меня смотрит. Знаю, что из-за опьянения утратила бдительность, но не могу списывать все на алкоголь. Шон обезоруживает, и влечение между нами действительно есть.
– Тогда ты со мной, – произносит он низким голосом, обхватывает мой подбородок и проводит большим пальцем по ямочке на нем.
– Меня устраивает. – Когда Шон медленно убирает руку, я чувствую нехватку его тепла и пристегиваюсь. От такого развития событий голова идет кругом. – Спасибо за сегодняшний день. Было весело.
Он заводит машину, и я чувствую, как от вибрации под голыми ногами по венам бежит огонь. Шон замечает мое волнение.
– Нравится?
– Да. – Я качаю головой. – Никогда не ездила на такой машине.
Он внимательно меня разглядывает, атмосфера в салоне накаляется.
– Скажи, о чем ты сейчас подумал? – спрашиваю я, повторив ранее сказанный Тайлером вопрос. Голос у меня немного охрип от дыма и пристального внимания этого бога Солнца.
