– Оно преследует меня. Постоянно кажется, что за мной наблюдают. Странные тени в углах. Вон там. – Он указал за холодильники с тортами. – Еще у меня есть говорящая кукла. Не девчачья, а Чаки, как в ужастике. Он говорит вещи, которых раньше не было в его базе. Про подвал. И это, лять, жутко.
– Паша! – автоматически укорила Марина за брань.
– Простите, – спохватился он.
Марина смотрела хмуро на жужжащие холодильники.
– В Горшине пропадают люди, – сказал Паша. – Мой бывший одноклассник пропал. Проститутка, – он загибал пальцы, – Игнатьич.
– Игнатьич в отпуске, – сказала Марина.
– Курлык так не считал. По-моему, кто-то приносит людей в жертву. Или под влиянием Лица они убивают сами себя. Как в той шахтерской дыре пару лет назад.
– Варшавцево.
– Ага. Я не знаю, кем был карлик, но тут есть кое-что странное.
– Странное? – Марина саркастично выгнула бровь.
– Не совпадающее с моей теорией, – уточнил Паша. – Я думал, в опасности лишь те, кто видел Лицо. Но вы не спускались в подвал.
Марина встала резко, буровя взглядом холодильные установки.
– Пойдем отсюда.
– Куда? – засобирался Паша.
– Ко мне, если ты не против.
Он был за.
Возле общежития экскаватор сонно черпал мерзлую почву и переругивались бродячие псы. Запах халвы – запах из погреба Курлыка – въелся в поры. Паша с интересом озирал комнату учительницы. Марина сняла пальто, оставшись в джинсах и белом свитере. Такая домашняя… Принесла из аптечки йод. Он возражал, но Марина настояла. Нарисовала ватной палочкой сетку на лбу – чтобы не было гематомы. Паша смотрел на ее губы, пока она лечила шишку, на ключицы в кармашке воротника.
– Умойся, – сказала Марина. – Дверь справа.
Он заперся в ванной. Почти благодарный творящемуся ужасу за теплые руки Марины. Он был не один в конце концов. Теперь их двое. Они сцеплены воедино. Никто не поймет их, никто не поверит. Нужно держаться друг друга.
Паша закатал рукава. Намыливаясь, изучал баночки и бутылочки на полке. Стандартный набор, как у его мамы. Кремы, шампуни, одноразовая бритва с волосками, застрявшими между лезвий.
Сердце учащенно забилось. Его допустили к самому интимному. Здесь Марина раздевалась, водила мочалкой по коже. Нежилась под душем.
Он вытерся полотенцем и заглянул в плетеную корзину. Поворошил белье. Извлек со дна черно-красный кружевной бюстгальтер. Ощущая себя извращенцем, потрогал чашечки. От мысли, что сейчас в ванную зайдет Марина, по телу пробежали мурашки.
«Поройся хорошенько, – шепнул похотливый голосок, козлоногий сатир, мастер пубертатных грез, – найди ее трусики, узнай, как она пахнет».
Под двойными штанами и плавками шевельнулось.
«Пусть эта Зена, королева воинов, совладает с твоим карликом».
Мысль была настолько злобной и чужой, надиктованной извне, что он шлепнул себя по лбу и ойкнул от боли. Устыдившись, вернул бюстгальтер в корзину и тщательно скрыл улики.
На кухне Марина пила воду. Протянула ему старую на вид тетрадь в светло-коричневой обложке.
– Что это? – Он полистал страницы.
– Ты знаешь, кто такой Георгий Стопфольд?
– Конечно. Помещик. На холме стоял его дом.
– Стопфольд – мой прапрадед.
Паша присвистнул.
– Я догадывался, что в вас есть что-то дворянское.
– Я вовсе не рада этому, – без тени бахвальства сказала Марина. – Прочти его записи. Я подожду.
Она ушла в ванную. Зашумела вода. Паша сел за стол и очертил ногтем выцветшие чернила.
«5 августа. Высадился в Тифлисской губернии. Погода прекрасна, а запахи – неописуемое блаженство».
Через полчаса, вспотевший, он оторвался от тетради. Перед глазами кружились прямоходящие шакалы, призрачные любовницы, служанки, вылизывающие кости. Скалился с холста монах.
А сон про зыбучий песок, пожирающий все? Разве ему не снился точно такой же?
– Ну как тебе? – спросила Марина, неслышно скользнув на кухню. Она переоделась в клетчатую рубаху и бриджи, завязала волосы хвостом.
– Джинн, – ошарашенно выговорил Паша. – При постройке нового здания они не демонтировали подвал. Ваза Стопфольда до сих пор в стене.
– Да, – сказала Марина, слишком спокойная, принявшая иррациональную истину. – Я убеждена, что это правда.
– Нам предоставили доказательства. Он описывает такое же существо. Только оно превратилось в червей, а не в ос.
Паша вскочил и забегал от плиты до стола.
– Полиция перекопала двор бабы Тамары. Они искали трупик ребенка, которого племянница, Лиля, предположительно родила в плену.
– Ты хочешь сказать…
– Что карлик – сын Лили. Звучит бредово, но при школе нет коров.
– Здесь все бредово, – задумчиво сказала Марина.
– История повторяется в точности, – возбужденно тараторил Паша. – Джинн свел с ума слуг Стопфольда. И он зомбировал Тамару и Игнатьича, а Лиля родила ему прислужника, как Гуля родила коровьего мальчика в восемьсот девяносто седьмом. Стопфольд видел монаха повсюду – и я вижу!
– Он отпечатался на бетоне, – сказала Марина.
– Как на Туринской плащанице. Нам Прокопьев рассказывал.
– И как на холсте. На всем, чего касается ваза.
– Те, кто его видел, – прокляты, а вы…
– А меня прапрадед пообещал джинну. Забирай себе этот сюжет, напишешь роман.
Марина помассировала плечи. Она казалась страшно утомленной. Еще бы. Сегодня их мир разлетелся в клочья. За нарисованным очагом кривлялись карлики и ифриты.
– Марина Фаликовна, Курлык сказал, Игнатьич и Костров хотят снести стену.
– Костров? Он уверен?
– Кто прежде всего спустился в подвал, чтобы оценить последствия затопления? Директор и Игнатьич.
– Прорыв труб, – сказала Марина, – это точка отсчета.
Пашу осенило:
– Не трубы! Ваш приезд в Горшин! Оно почуяло вас. – Паша глянул на тетрадку. – Не хватает куска текста. Если бы знать, как Стопфольд победил джинна.
– Он его не победил, – напомнила обреченно Марина.
…Ночью Паше приснилось, что школа ожила. Выкорчевала из земли фундамент и сползла с холма, уничтожая город. Лапы – крылья здания – сносили дома и раскурочивали автомобили. Каждое окно было кроваво-красным глазом чудовища, а парадный вход – его пастью.
Паша проснулся в темноте, с трудом отделяя кошмары от реальности. Нет, покуда школа еще гнездилась на положенном месте, но опухоль пускала метастазы, убивая город. В погребах хихикали коровьи мальчики. Слуги древнего демона намеревались вызволить повелителя из темницы… или вызволили уже. Джинн жаждал заполучить Марину, а он, Паша, был единственным, кто мог ее защитить.
