— Я должен поговорить с тобой без этих вампиров, жадно ловящих каждое слово. Прежде всего несколько дней тебе не следует показываться в городе. Приехали репортеры, которые хотят знать, соответствует ли действительности тиснутая в этой жалкой газетенке статья.
Так вот почему он заявился глубокой ночью. Не для того, чтобы признаться в вечной любви, а с предупреждением: остерегайся прессы. Она не стала скрывать разочарование.
— Паршивые ищейки, — прорычал он.
Джейн поставила подушку на попа, откинулась на нее.
— Не пытайся отомстить Джоди.
— Как бы не так.
— Я серьезно.
Он пристально смотрел на нее, молния вырвала из темноты его грозно сверкающие глаза.
— Ты же знаешь, что именно она продала эту историю газете.
— Больше она ничего сделать не сможет, так какой прок от твоей мести. — Джейн натянула одеяло до подбородка. — Все равно что раздавить муравья. Она — несчастная женщина, и я хочу, чтобы ты оставил ее в покое.
— Не в моих правилах спускать тем, кто причинил мне зло. Джейн замерла.
— Я знаю.
— Ладно. — Он тяжело вздохнул. — Я оставлю ее в покое. Действительно, больше волноваться не о чем. Кевин этим вечером дал пресс-конференцию, он говорит, что даст вторую завтра, для новых репортеров. Поверишь или нет, он основательно замутил воду.
— Кевин?
— Твой рыцарь в сверкающей броне. — От нее не укрылись саркастические нотки в его голосе. — Я зашел в «Горец» выпить пива и увидел его в окружении репортеров. Он излагал им достоверную версию событий.
— Что?
— Во всяком случае, частично. Он сказал, что до той судьбоносной ночи мы встречались несколько месяцев. Исходя из его слов, идея подарка на день рождения принадлежала тебе. Как он заявил, у людей в возрасте свои причуды. Должен признать, убеждать от умеет. В конце даже я поверил, что так оно и было.
— Я же говорила тебе, что он душка.
— Неужели? Так вот, твой душка однозначно дал понять, что встречаться мы с тобой начали только потому, что он отверг твои притязания, а чтобы ты особо не расстраивалась, в качестве утешительного приза предложил тебе меня.
— Каков негодяй.
— Полностью с тобой согласен.
Однако по голосу не чувствовалось, что он зол на Кевина. Кэл поднялся, пересел на краешек кровати. Джейн напряглась всем телом.
— Пойдем домой, дорогая. Ты знаешь, я сожалею о том, что произошло, не так ли? — Он положил руку на ее плечо, скрытое одеялом. — Мне следовало сразу позвонить Брайану, как только мое отношение к тебе переменилось, но, наверное, я не мог сжиться с произошедшими во мне переменами. Все у нас наладится. Для этого нам какое-то время надо побыть вдвоем.
Он рвал ей сердце.
— Налаживаться нечему.
— Мы женаты, у нас будет ребенок. Будь благоразумна, Джейн. Нам нужно время, ничего больше.
Она подавила в себе возникшее было желание согласиться. Отказалась вновь дать слабину, пойти на поводу женских эмоций.
— Мой дом в Чикаго.
— Не говори так. — В голосе зазвучала злая нотка. — У тебя отличный дом на другом склоне этой горы.
— Это твой дом — не мой.
— Ты не права.
От стука в дверь вздрогнули оба. Кэл вскочил.
— Джейн? — позвала Линн. — Джейн, я что-то слышала. Ты в порядке?
— Да.
— Я слышала голоса. У тебя в комнате мужчина?
— Да.
— Разве обязательно говорить ей об этом? — прошипел Кэл.
— Он тебе не мешает?
Джейн вновь не пошла на поводу у эмоций.
— Мешает. Долгая пауза.
— Тогда переходи в мою комнату. Поспишь со мной. Джейн отбросила одеяло.
Кэл схватил ее за руку:
— Не уходи, Джейн. Нам надо поговорить.
— Время разговоров ушло. Завтра я возвращаюсь в Чикаго.
— Ты этого не сделаешь! Я много думал, мне надо столько сказать тебе.
— Говори тем, кого это волнует. — Она вырвала руку и выбежала из комнаты.
Она решила уехать! Допустить этого Кэл не мог. Ни за что на свете. Он же ее полюбил!
Отец говорил ему, что встают женщины рано, поэтому на гору Страданий он прибыл с рассветом. После того как ночью он вылез из окна комнаты Джейн, он так и не сомкнул глаз. Теперь, пусть и поздно, он понимал, что допустил стратегическую ошибку.
Ему следовало признаваться в своей любви сразу же, как только он проник в ее комнату, когда еще зажимал рукой рот. А вместо этого он заговорил о похищениях и репортерах, уклоняясь от главной темы, избегая тех слов, ради которых и пришел, которые столько для него значили. Может, он просто стыдился того, что ему потребовалось так много времени, чтобы понять очевидное.
Его словно ударило молнией. Вчера, когда он гнал машину с горы, после того как, выставив себя круглым идиотом, крикнул, что разводиться не хочет, ему наконец-то открылась истина. Выражение ее лица, абсолютное презрение, потрясло его. Ее доброе отношение значило для него куда больше, чем благорасположение какого-нибудь спортивного комментатора. Она значила для него все.
Теперь он понимал, что любовь не свалилась на него с неба, просто в конце концов он сумел разобраться в своих чувствах. Оглядываясь назад, он понял, что влюбился в нее во дворе Энни, когда повалил ее на землю, в тот день, когда узнал ее настоящий возраст.
Он не мог допустить развала их семьи ни под каким видом. Его страшило завершение спортивной карьеры, но куда больше пугала перспектива потерять ее навсегда. Это означало, что он должен заставить Джейн выслушать его, но прежде всего следовало исключить саму возможность ее отъезда.
Дверь запиралась на засов, который он сам и установил двумя неделями раньше. Понимая, что дверь ему не откроют, Кэл вышиб ее и прошествовал на кухню.
Джейн стояла у раковины в ночнушке с Гуфи, со спутанными волосами. При виде Кэла ее рот изумленно открылся. Когда же она присмотрелась к нему, у нее округлились глаза.
Пересекая гостиную, он поймал свое отражение в зеркале, поэтому реакция Джейн его не удивила. Щетина на щеках и подбородке, покрасневшие глаза, злобный взгляд. Выглядел он как самый опасный преступник. Его это устраивало. Пусть знают, что настроен он серьезно.
Энни сидела за столом в старой фланелевой юбке, надетой поверх розовой пижамы. Она еще не накрасилась и выглядела на все свои восемьдесят лет. Увидев его, она начала плеваться и попыталась подняться. Кэл прошел мимо, схватил стоящее в углу ружье.
— Считайте, что вы обезоружены. Без моего разрешения никто отсюда не уйдет.
Прихватив ружье, он вышел на крыльцо, прислонил его к стене дома, уселся в старую деревянную качалку, что стояла у двери. Положил ноги на красно-белую сумку-холодильник, которую привез с собой. В ней лежали шесть банок пива, упаковка нарезанной колбасы, несколько замороженных шоколадных батончиков и батон хлеба, так что уморить голодом они бы его не смогли. Затем он откинулся на спинку и закрыл глаза. Никому не дозволено угрожать благополучию его семьи. Даже ближайшим родственникам.
